Зима пришла раньше,
снежная-снежная.
Ягненок на ранчо
впадает в бешенство…
А я проникаю
в декаданс Ромейн Брукс.
Каждый портрет —
пантомима печали,
серый – эмблема тоски.
Долгий символ
картин о молчании…
Вампирический сплин
лунных дам обвенчает
с худобою души,
не смотри , не люби…
я себя отключаю.
Индиго
Привлекательно синий —
как аквариум полный медуз,
как цвет ауры индиго,
сильно-сильно чувствуется пульс…
Душ неон – насыщенно красивый.
Время мига:
глубиною чувств
скользит,
сердце мне массируя.
Василёк блестит
правду-простоту символизируя,
беспредельный мой космический магнит.
Возраст делает из людей дураков
А я специя, и от меня задыхаются.
Лунную сонату по клавишам играют,
пьют водку и улыбаются.
Молчу или каюсь я,
на странности мои откликаются,
предатели не меняются,
любимые остаются.
А блюдца бъются!
Люди пытаются
вклиниться в абсолют!
А нужен всего лишь уют,
но сегодня – не узнают,
Fuck you, просто fuck you....
....музыкой....
***
Я пока что молчу…
не читаю всем вслух,
вдруг за мною пойдут,
вдруг услышат, поймут?
и тогда будет бунт!
Если души проснутся,
они тут же сбегут —
из лощёных уютов,
от слащавых и дутых,
от безнравственных
флудов,
ведь очнуться так круто,
ведь очнуться так круто!
Не поможет ни Будда,
и ни йога, ни чудо,
только мысль: почему так?
в странном импульсе утра…
***
От тебя пахнет кровью. Я ночую на камне,
мимо – прошлые жизни, как с родными прощаюсь!
Не убить бы себя до конца.
Мои руки немеют, а душа в галереях,
просто: впившись в саму себя,
цепенеет!
И я вижу начинку всех дворов-закоулков,
ты похож на придурка, и в глазах все темнее…
я тащусь с Микки Рурка и тащу эпопеи!
Не тупи, срежем время, это дни-карусели,
мы на грубость подсели, тебя прёт от веселья!
Я декабрь намажу, пусть он будет лимонный.
Ощути без ремикса – мякоть кислую в форме:
отречений и смеха, дураков в водолазках…
Коврик черного цвета, повториться опасно.
Селфи мозга
Ну смотри теперь
на ее плешивые волосы…
Это опиум, бэль,
фиолетовая реставрация образа!
И накинет на глаза тени…
погуще, излишне,
перестанет в атмосфере
искривляться и выживет.
Это, видимо, уже шаги не считает,
берёт авангардной поступью,
паника лакирует смех – истязаньем,
суета остается после…
И куда свалить во избежание близости?
Чужой лепет пройдет в финал,
хоть облизывай!
А Чикаго в огне! Ей протезы бы —
душе моей, всей в агрессиях!
Будь иллюзия понаглей!
Стухни резанной…
Ну а голос внутренний —
это голод в комплексе,
и запудрить бы горло, горло… чем то остррым!
И сейчас уже: светодиодный космос,
репетируются чудеса… селфи мозга!
Оживление
Как было классно и сердце клацало!
И солнце разное, врывалось радугой!
Менялись образы, меняла голос свой,
покрасив волосы,снимала майку,
ныряла, верила – до самых судорог,
что буду первая и не распутаешь!
Мои сомнения бились безумием!
И порох в перьях…Врезалась в сумерки!
Чумой насыщенной жгла вдохновение,
не от гашиша шло потепление!
"Пацанка" грубая кромсала будни,
целуя в губы первоманс утренний!
И чую чертится мой грандж оранжевый!
Его я хапнула однажды – жабрами!
Схватив абстракцию любви пожамканнной,
смешалось всё. Открылась шамбала…
***
Эта новая пустота по другому осознанна вроде.
Переломанная доска – людям под ноги в переходе…
и расчерченный тротуар их этюдами недосмыслен,
я ж чуть тронутая вуаль тёмной бархатной мистики:
здесь замешан чудовищный пульс
моей собственной пред-агрессии.
С невиновностью разберусь —
разбегаясь без равновесия.
Это только тогда дышать,
если гланды давно охотились —
голосами заублажать
синевато-лиловые лотосы.
Неоновые эскизы
1
Флюоресцентной лампой сумрака…
синим неоном настроения —
я назову себя.
Я становлюсь: долготерпением,
потоком мерцающим,
таинственным вечером,
я выбираю браслеты и свечи,
пусть наступает весна,
кланяюсь бесконечности!
2
Галаграфическая жизнь трясётся образами
и каждый новый магазин: нацелен в космос,
приобретаются с витрин цветные кубики,
я остаюсь непримирим. Я пилигрим —
никем не узнанный.
3
ЛасВегас цвёл,
а сердце – в лабиринтах…
Давление бацает,
и плёнками – Христос.
Искусственным искусством мы помазаны!
И сколько душ сегодня не спаслось?
Роняю, обретаю и потворствую,
спасаю, угасаю, и живу!
И бесится седьмая превосходная,
ночующая на плаву…
Ей двигаться и красть немного воздуха,
и впечатлять по капле ветер мой!
Оступишься, исчезнешь неосознанно,
июльский дождь польётся за тобой…
***
Как выглядит облако дыма
когда идёшь понарошку?
Когда ищешь её, ранимую…
только свою женщину-кошку…
Выворачивает от облачности,
везде примыкает серое:
к одежде, к цвету лица и к белому.
Из себя выхожу внезапно,
неоднократность чувства выстраиваю.
Это августовское "бессердие" -
невозможно холодная слабость…
И её не изжить, не выкрасть,
даже когда от мурашек – изжога!
Когда больше не слышишь шума,
за него молчаньем расплачивается,
ведёшь игру с электрошокером,
и утаиваешь шёпот…
***
Будь тихим, будь нежным.
Абстракция сама поддастся.
А света нет по этажам,
июлю реквием!
Пусть гусеницы задрожат
перед молебнами !
И это только мой -
мирок приплюснутый,
раздвоенный напополам
с бетонной музыкой…
Звучит как "intro", как вода,
как ветер в космосе —
несуществующее "Да"
в примятой простыни.
И в нашем небе нет границ,