Эклипсис

И все-таки ни разу Итильдин не сдался Кинтаро без борьбы. Каждый раз, когда вождь грубо, по своему обыкновению, заваливал его на шкуры, властно целовал, тискал между ног, эльф начинал отбиваться. Правда, ни разу ему не удавалось продержаться дольше получаса. Стоило только Кинтаро облапить его и начать ласкать и покусывать в самых чувствительных местах, как эльф совершенно терял силы к сопротивлению, особенно если к варвару присоединялся коварный Лиэлле. Вдвоем они мигом превращали его в распутное существо, с воплями и стонами извивающееся на шкурах. Сопротивляться было абсолютно бесполезно – и все-таки эльф это делал. Последняя уступка его гордости, больше ничего не оставалось. Варвар раздражал его – каждым движением, каждым словом, каждым воспоминанием, которое вызывал в эльфе. Он ненавидел Кинтаро за ту власть, которую вождь эссанти имел над бывшим своим пленником, за все то прошлое и настоящее, что связало их странными узами, которые было невозможно разорвать, но которым эльф не хотел подчиниться.

Но ни разу он не сказал «нет». Ему нравилось драться с Кинтаро. Теперь у эльфа была привилегия посылать его к черту, выпутываться из его настойчивых объятий, награждать ударом или пинком, украшать синяками и ссадинами. Целуясь, они нередко прокусывали друг другу губы до крови, и во время оргазма эльф полосовал спину варвара глубокими царапинами. Глядя потом на эти следы, Итильдин испытывал странное удовлетворение. Это было своего рода реваншем за его былую беспомощность и покорность. Теперь Кинтаро не мог получить его без боя, и варвару никогда не надоедало играть в эту игру. Так же, как и эльфу. А Лиэлле не надоедало наблюдать. Итильдин все время чувствовал, как его возлюбленный смотрит на их возню горящими глазами с почтительного расстояния, выжидая, когда можно будет присоединиться. Когда же Кинтаро и Итильдин, выпустив пар, переключались на Альву и объединяли усилия, то за короткое время доводили его своими ласками до беспамятства. Эльф не уставал удивляться, какой нежный, горячий и чувствительный его Лиэлле.

И если его возлюбленному больше нравился прежний, сдержанный и бесстрастный Итильдин, с тихим голосом и безупречными манерами, это было незаметно.

– У тебя найдется кто-нибудь, кто отвезет письмо в Селхир?

Кинтаро перекатился на спину, чтобы взглянуть на Альву.

– Хочешь послать весточку своей стриженой подружке? Найдется, почему нет.

– А это не опасно? – подал голос Итильдин.

– Возможно, ты удивишься, но энкины и так знают, что рыжий жив и здоров, – довольно ехидно ответил вождь. – И не иначе как твой неудачливый поклонник тоже знает.

– Он не об этом, балда. Вдруг энкины перехватят твоего вестника? Они ведь наверняка следят за Селхиром.

– Не беспокойся, я не дурака пошлю, а настоящего воина. Такого энкинами не испугаешь.

– Ладно, убедил. Только пусть скорее отправляется. Лэй наверняка ему щедро заплатит, и я могу добавить.

– Все-то вы, северяне, о деньгах. Забудь, сладкий, в степи твое золото ничего не стоит.

– Ну да, вы натурой предпочитаете, – съехидничал Альва.

– Видишь ли, по нашему обычаю, вестник – это приятная и почетная обязанность, и посылают того, кто заслужил право отдохнуть, поразвлечься, ты понимаешь, о чем я?

Альва фыркнул:

– Вроде отпуска, да?

– Точно. Так каких мужчин предпочитает твоя леди-полковник?

– О, тут эссанти в пролете. Она любит сладких блондинов, в твоем племени вряд ли такие найдутся.

– Почему нет, – усмехнулся Кинтаро, вставая.

Он вышел из шатра и через четверть часа вернулся с молодым воином, при виде которого Альва просто остолбенел от изумления.

– А еще говорят, эльфы с людьми не скрещиваются, – сказал он, когда снова обрел дар речи.

– Лиэлле, он вовсе не похож на эльфа, это заметно по строению лицевых костей и скелета, – заметил педантичный Итильдин. – Кроме того, такой рост и цвет волос нехарактерен…

Не слушая его, Альва обошел воина кругом, бесцеремонно его разглядывая. Тот усмехнулся и принял более непринужденную позу, но ничего не сказал. Альва перевел глаза на Кинтаро.

– Ты хочешь сказать, что этот парень – эссанти? – спросил он с недоверием.

– Его зовут Рэнхиро. Он здесь родился, он знает оман эссанти. Он истинный воин племени.

– Я рад знакомству, доблестный кавалер Альва Ахайре, – сказал Рэнхиро на всеобщем и слегка поклонился, пряча улыбку.

Альва даже не стал делать вид, что смутился. Он приветливо улыбнулся воину, продолжая беззастенчиво на него пялиться.