– Так ты, значит, все-таки дал ему залезть себе под юбку, – усмехнулся Итильдин и поцеловал пахнущий вином и Бахрияром рот Лиэлле. Постанывая, тот повис у него на шее, подставляя губы.
– Динэ… хочу… – шептал он в перерывах между поцелуями. – Трахни меня… до беспамятства… господи, какая же я сука… эльф, мой эльф… любовь моя…
– Здесь или в спальне?
– Здесь… а потом – в спальне…
Итильдин завалил Лиэлле на спину и сделал с ним то, о чем он просил.
За кавалером Ахайре водилась одна особенность, давно замеченная Итильдином, – после секса он стремительно и необратимо трезвел. Когда они влезли в спальню «леди Аланис» через окно, Альва уже твердо держался на ногах, смущенно отводил взгляд и тяжело вздыхал.
Из соседней комнаты доносился неразборчивый диалог – уговаривающий голос Кинтаро и обиженный Бахрияра. Альва прислушивался к ним с видом нашкодившего котенка. Потом голоса затихли… на какое-то время. А потом послышалось такое, что Альва широко раскрыл глаза и растерянно посмотрел на Итильдина.
– Ты слышишь то же, что и я?
– И даже больше, – усмехнулся эльф.
Он различал не только характерные стоны и скрип кровати, но и горячий шепот Бахрияра, и не оставалось сомнений, что арисланец принимает в этом самое деятельное участие. А Кинтаро, как всегда, был на высоте, и наверняка Бахрияр будет утром поглядывать на него так же томно и мечтательно, как смотрели придворные кавалеры и дамы в Трианессе, воины эссанти, мальчишка-марранец и даже временами сам Альва.
– Вот скотина! – выговорил Лиэлле, потрясенный до глубины души. – Это уже слишком! – он снова нервно захихикал, не в силах с собой справиться.
Итильдин поступил с ним просто – заткнул ему рот своим.
О да, ему определенно нравился Арислан.
Глава 6
Громко хлопнула дверь, и Альва вздрогнул, вырванный из мира своих образов. Бумага на столе зашелестела от сквозняка, пронесшегося по дому. Пахло чернилами и теми большими белыми цветами, которые раскрываются в сумерках. Ого, уже вечер! В приступе вдохновения он и не заметил, как прошло время… Да, он как раз возил метелкой по полу, когда на него накатило. Почему-то физическая работа очень способствует возникновению творческих мыслей. Или, может быть, творческие мысли уже возникли в тот момент, когда он опрокинул чертов горшок с цветком. Как бы там ни было, на Альву буквально напал стих. Кинув метелку и отряхнув руки, он принялся рыться повсюду в поисках пера и бумаги. И чуть не опрокинул еще один цветок.
Динэ, услышав чертыхания, вытащил из его рук горшок с пышной азалией, аккуратно вернул на место и вручил поэту любимый блокнот в кожаной обложке.
– Я тебя люблю, – сказал Альва, подкрепив слова поцелуем, между тем как пальцы его сами раскрыли блокнот и достали перо, а взгляд стал рассеянным и отстраненным. В такие минуты у него открывался иммунитет даже к ласкам Кинтаро.
Динэ вернул поцелуй и тактично оставил поэта наедине с его вдохновением.
За время их пребывания в Искендеруне эльф вдруг открыл в себе талант кулинара и с удовольствием пропадал на кухне целыми часами, обложившись сборниками рецептов и склянками специй. Альва был только рад. Во-первых, Итильдин нашел себе занятие по душе, для которого не требовалось выходить из дома, разве что в лавку за редкими корешками и травками; во-вторых, они теперь могли обойтись без услуг кухарки. Чем меньше в доме прислуги, тем больше вероятность, что тайна их останется тайной. Да и готовил эльф с потрясающим искусством. Жаль, что оценить его мог только Альва, потому что Кинтаро за едой больше обращал внимания на то, чье бедро или колено находится в пределах его досягаемости, чем на то, что он ест.
Вряд ли Альва успел подумать обо всем этом, когда хлопнула дверь. Он лишь отметил, что за распахнутым окном сгустились сумерки. В соседней комнате что-то звякнуло – Кинтаро вешал на стену свой меч и кинжал. К оружию эссанти относился с благоговейным трепетом: Альва не удивился бы, увидев, что он целует лезвие меча или что-то в этом роде; но он удивился бы страшно, если бы хоть раз Кинтаро небрежно швырнул меч в угол. Зато во всем остальном степняк аккуратности не проявлял. Вот и сейчас он, похоже, опять скинул пыльную обувь прямо посреди комнаты, а ведь Альва не так давно собственноручно подметал там полы…
«Боже, Ахайре, ты превращаешься в домохозяйку!» – хмыкнул молодой кавалер про себя.
Между тем Кинтаро прошел на кухню, шлепая босыми ногами. Сейчас, как всегда, одной рукой полезет в стряпню Итильдина, второй будет лапать эльфа за все, что подвернется, а тот будет отбиваться от него поварешкой…
С кухни донесся звон разбитой посуды, шум борьбы и вскрик Итильдина. Ну как всегда, только раньше они посуду не били. Эти двое совершенно невыносимы. Каждый раз с упоением разыгрывают изнасилование. Комедианты! Альва попробовал заново сосредоточиться на последней строчке сонета, но долгий, протяжный стон окончательно его отвлек. Молодой кавалер тихо прокрался к дверям кухни и заглянул внутрь.