Эклипсис

Вождь эссанти обладал в его глазах аурой необузданной сексуальности, возбуждающей и притягательной, – странной магнетической силой, которой Альва не мог противостоять. Он был живым, горячим и близким, в отличие от недоступного Древнего, не желающего даже назвать свое имя. Кинтаро питал искреннюю страсть к своему гостю, и Альва не мог не признать, что ему это приятно. Сам он находил степняка очень привлекательным, конечно, далеко не столь красивым, утонченным и изящным, как эльф или хотя бы как многие придворные, считавшиеся в Трианессе эталонами мужской красоты. Но в нем была яростная, завораживающая красота дикого зверя, и сила его желания просто сводила с ума, затмевая рассудок.

Кавалер Ахайре облизал пересохшие губы и ответил:

– Да.

В последующие три дня Альва почти не появлялся в своем шатре, проводя все время с Кинтаро. Казалось, вождь совсем не знает усталости, он никак не мог насытиться телом своего рыжего зеленоглазого любовника. Они перепробовали практически все позы и виды секса, кроме тех, что заставили бы эссанти оказаться в пассивной позиции. Альва давно понял, что вождь предпочитает быть сверху и только сверху: то ли положение вождя племени диктовало именно такое распределение сексуальных ролей, то ли таковы были личные пристрастия Кинтаро, но тот никогда не ласкал Альву ртом и не позволял ему овладеть собой. Северянин не задавал вопросов, его вполне устраивало добровольное подчинение. Несмотря на всю свою агрессивность, эссанти обходился с ним довольно бережно и никогда не делал по-настоящему больно.

Относя своему пленнику еду, Альва старался на него не смотреть. Отстраненное, равнодушное до презрительности выражение на лице эльфа ранило его самолюбие. Молодой человек все еще желал его, и мысль, что он вызывает у эльфа только отвращение, была непереносима. Просто овладеть им было мало, он мечтал, чтобы прекрасное тело отзывалось на его ласки, губы шептали бы слова любви, но он понимал абсолютно ясно, что этого никогда не будет: «Ты бы еще луну с неба захотел, приятель!» Альва дал себе клятву, что не прикоснется больше к эльфу ни при каких обстоятельствах, и был намерен выполнить ее любой ценой.

На четвертый день после исторического пира с неба к нему спустилась птица-вестник, разыскавшая его стараниями мудреца Неро Некроссы, королевского придворного мага. Как и следовало ожидать, король интересовался ходом переговоров. Альва написал короткую записку, где сообщал королю, что возвращается с добрыми вестями, отпустил птицу и засобирался домой. Он боялся, что Кинтаро захочет его удержать, но этого не случилось. Про эссанти говорили, что они легко сходятся и легко расстаются, и долговременные отношения между ними редкость.

Кинтаро дал Альве еще трех лошадей – для пленника, припасов и даров. Он сам с почетным эскортом воинов проводил гостя на расстояние одного дня пути от лагеря. Они провели последнюю ночь вместе, и стоны и крики Альвы разносились далеко по ночной степи. На рассвете эссанти и криданин попрощались горячо и нежно, Кинтаро вскочил в седло и умчался, не оглядываясь, сопровождаемый своими воинами, а кавалер Ахайре направил свой небольшой караван к границам Криды. Он собирался выполнить до конца свою миссию, а потом подумать, как вернуть эльфа к его родичам.

Его прекрасный пленник послушно садился в седло утром, так же послушно слезал с коня вечером, ехал молча и безучастно, вероятно, не интересуясь тем, куда его везут. Альва видел, что ему тяжело путешествовать верхом, что сознание его временами затуманивается от боли. Он понял, что эльф пострадал сильнее, чем казалось на первый взгляд, и ему становится все хуже. Случайно прикоснувшись к его руке, Альва поразился, как стала горяча раньше прохладная кожа, как будто эльфа сжигала лихорадка. Он слышал, что Древний народ неподвластен человеческим болезням, что они болеют и умирают только от горя. Сейчас, похоже, был тот самый случай. Перемена участи пробудила эльфа к жизни, но вместе с тем вернулась ясность сознания и память о пережитом, и теперь, наверное, жизнь казалась Древнему такой ужасной, что он сам стремился к смерти.

Перед очередным привалом эльф, сходя с лошади, покачнулся и упал на руки подоспевшему Альве в глубоком обмороке.

«Я не дам ему умереть!» – исступленно подумал Ахайре, прижимая к груди легкое тело, отводя от его лица рассыпавшиеся волосы и целуя его в горячие губы, на мгновение забыв о собственной клятве.

Он достал одну из самых ценных вещей, которую всегда брал с собой, отправляясь в путешествие, – свиток магического портала, сломал печать и прочел заклинание. Одновременно с тем, как свиток рассыпался в прах, пространство перед ним сгустилось и заиграло радужными красками. Так выглядел портал в Фаннешту, Храм всех богов, одно из самых древних сооружений в Пандее, где жили мудрецы, монахи, маги, предсказатели, лекари, и где каждый путник всегда мог получить любую помощь (если у него, конечно, были деньги).