Экодипломат

– Погулять, посмотреть, возможно – пообедать где-нибудь, где вы предложите. В общем, отдохнуть. Разве я недостаточно четко выражался?

– Я сомневалась. Хотела прояснить ситуацию. Вы видели огненные фонтаны в Галерее?

– Я и Галерею-то не видел. Где это?

– Пойдемте. Нужно спуститься к поездам. В Галерее выставляют самые выдающиеся произведения. Экспозиция меняется почти ежедневно, порой попадаются восхитительные вещи. Кроме того, там есть отдел доимперского искусства, ретроспектива от самого начала.

Она взяла его за руку и быстрым шагом, почти срываясь на бег, повела к лифтам. С такой скоростью путь занял всего несколько минут. Вскоре Натаниэль уже оказался в Галерее.

Главный круглый зал был больше, чем приемная императора, и более чем вдвое выше. Площадку в середине, шагов пятьдесят в поперечнике, окружала трехметровая бронзовая стена.

За стеной и над нею пылали огненные фонтаны. Разноцветные языки пламени сплетались между собою, мерцали, гасли и вновь взметались ввысь – так мог бы выглядеть умирающий ангел, которого душит вспышками красной злобы демон, а так – ангел-победитель, заливающий мир сиянием добродетели.

Зеленый, зеленый!.. Впервые за долгие дни в коридорах и тоннелях Нью-Августы Натаниэль увидел настоящий зеленый цвет, льющийся извечным триумфом весны, сменяющийся более темным оттенком лета, после – алым золотом осени и, наконец, мертвой белизной зимы.

Он стоял, будто в трансе, и только смотрел.

– Вы скучаете по Аккорду?

– Да. Здесь так много бесконечных тоннелей, но на траву можно лишь смотреть из окна, а коснуться ее нельзя.

Сильвия тронула его руку.

– Пойдемте посмотрим на старый Зал скульптуры.

Со свойственной ей грацией танцовщицы она опять метнулась вперед, и неуклюжий Натаниэль едва не упал. Пришлось вспомнить, что Сильвия в свое время была – а может, и до сих пор остается – агентом Имперской Разведывательной Службы.

Нет, поправился эколитарий, несомненно, до сих пор остается. Как иначе ей удалось бы провести его в башню Минобороны?

– Эта скульптура очень древняя, тогда даже не было атомной энергии. Называется «Мыслитель».

– А торговые переговоры уже существовали?

– Будьте в меньшей степени дипломатом, любезный посланник, и в большей – художником.

– Да я и прямую линию не проведу!

Сильвия скользнула к следующей скульптуре, изображавшей человека, выбирающегося из расколотого шара. Натаниэль несколько секунд ее разглядывал, пока не понял, что шар – это Терра, а неясные линии на его поверхности – очертания континентов.

Скульптору удалось уловить стальное выражение решимости – вроде того, что эколитарию не раз приходилось видеть на лицах солдат Института, – и намек на надежду, взгляд, направленный за горизонт.

– «Полет», около 100 года атомной эры. Автор неизвестен.

Эколитарий кивнул. Сильвия, уже отошедшая к следующей скульптуре, не понимала, что имел в виду создатель «Полета». А он – понимал. Возможно, в этом и состояло противоречие между Империей и Аккордом. Империя всегда стремилась к замкнутости, будь то в коридорах Нью-Августы или в границах между секторами, протянутых среди звезд.

Дальше стояла фигура танцовщицы, невозможным образом державшаяся на кончике одного пальца ноги.

– Вам не хватает балета? – спросил Натаниэль.

– Он навсегда остается в крови, его не вытравишь.

– Почему вы перестали им заниматься?

– Плохо получалось. Во всяком случае, для Императорского Двора – туда ведь отбирают лучших из лучших с сотен планет. Ох! Я сопротивлялась, но в конце концов пришлось признать вердикт Арбитра.

– Арбитра?

– Вы не знаете? Арбитры Искусств. Они решают, кто может получить подобную профессию.

– Это так важно?

– Любезный посланник, для человека искусства это – всё. Если Арбитр не одобрит вашу кандидатуру, вам приходится либо эмигрировать, либо поступить на службу.

– Понятно. И вы?..

– И я поступила в службу внешних сношений. Только и всего. – В ее словах слышалась горечь.

– А почему не эмигрировали туда, где могли бы танцевать?

– Это не так просто. Направления на эмиграцию выдаются случайным образом. Иначе дети тех, у кого есть связи, оседали бы на планетах вроде Каллерии и Эйнштейна, а людей безвестных и впавших в немилость высылали бы в Альпарту. Единственная сфера, где сохраняется абсолютная справедливость, – эмиграционная лотерея.

Натаниэлю в это не верилось, однако он держал язык за зубами. Теперь он намного лучше понимал, каким образом Империя поддерживает порядок в Нью-Августе.

– Вы теперь совсем не танцуете?

– Только в свободное время, в качестве хобби. Но довольно об этом.

Натаниэль погладил Сильвию по плечу, не зная, что еще может сделать.

Она отдернулась, коснулась его ладони и шагнула к следующему экспонату.

Весь остальной Зал скульптуры был словно в тумане. Натаниэль думал только о двух статуях – о человеке, вылупляющемся из скорлупы Терры, и о танцовщице.

Когда они вышли из Галереи, Сильвия остановилась и махнула рукой в сторону миниатюрного садика по пути к главному залу.

– А на Аккорде цветы похожи на наши?

– У нас их немного, в основном – на фруктовых деревьях. И все когда-то привезены с Терры.