Читаем Экологический роман полностью

Влюбленно они вспоминали годы школьные, почти что детство, учителей, спектакли и концерты, экскурсии в Суздаль, в Ростов Великий сучителем истории, Асиных родителей в огромной коммунальной квартире,вспоминали и удивлялись: такие тяжелые годы - тяжелее, труднее нынешних, но со всею очевидностью они были, а нынешние этой очевидностилишены.

Сперва вспоминалось не самое главное, что-нибудь совершенно случайное, а потом Ася вдруг спрашивала:

- Не помнишь ли, что ты делал десятого января тысяча девятьсот сорокпервого года? О чем думал? Постарайся, вспомни.

Голубев не помнил. И 2 февраля сорок девятого, и 17 апреля сорокседьмого - нет и нет.

- Мне эти дни запомнились...

- Чем?

- О тебе думала. Думала, а в это время случилось... Что случилось, Ася не говорила, снова спрашивала:

- Девятого мая сорок пятого года? Представь, в нашем бараке этакаяпартийность началась - страсть! Одни ликуют, песни поют, советскуювласть и Сталина благодарят, благодарят и плачут, другие ликуют молча, врастерянности и без песен, еще другие молчат, думают свое: вот если бынемцы советскую власть победили, если бы, если бы!

- Ты?

- Я снова поверила, что ты жив! Поверила, что еще не поздно молитьсяза тебя, чтобы ты был жив. Где ты был девятого мая?

9 мая 1945 года, рассказывал Голубев Асе, он был в Ленинграде -слушатель курсов по переподготовке военных гидрологов на гражданскийлад (говорилось, "переход на мирные рельсы"). Краткосрочные были курсы,полтора месяца, но лекции читали крупные гидрологи и гидротехники. Идомашние задания нужно было выполнять, ни дать ни взять студенческиевремена.

Ленинград от крыш до цоколей в шрамах. Малолюдный, а люди на егоулицах казались Голубеву невероятными - они были ленинградцами. Онвсматривался в лица: может быть, иконные лики?

Замечая среди них себя, Голубев недоумевал: вот он ездит с ними втрамвае, так же, как они, по карточке покупает хлебушко в магазинах, нохлеб имел такой разный смысл для него и для ленинградцев! Голубев всю жизнь прожил на этом свете, те - и на этом и на том.

Ася никогда не была в Ленинграде, но ленинградкой тоже была, теперьуже до конца жизни. Голубев так и говорил:

- Много-много раз ленинградка!Ася соглашалась:

- Все мы - оттуда...

- Откуда?

- Из блокады. Оттуда, где бывает только так, как не может быть.

Но "не может быть" - это позже, а тогда все возникло в двухкомнатноймосковской квартире Гореловых, затерявшейся в длинном-длинном и непомерно густо заселенном коридоре. Тайна приоткрылась Голубеву, когда онузнал, что весь этот коридор и еще что-то этажом выше некогда былособственностью инженера Горелова. Сказала ему об этом, поведала секретАся, Асин же секрет сам по себе не мог не быть для мальчика Голубевапрекрасным.

Впрочем, секреты открывались Голубеву один за другим.

Мать Аси, Елизавета Семеновна, происходила из очень богатой помещичьей семьи, девочкой вместе с родителями она побывала в Европе, одингод училась во Франции, другой - в Англии, окончила Высшие женскиепедагогические курсы в Петербурге, учительствовала в Сибири, в Змеиногорском округе Томской губернии - поехала туда на крестьянской телеге собозом переселенцев из губернии Курской, в дороге учила ребятишек,помогала взрослым читать-писать переселенческие бумаги.

Горелов-отец, инженер, имел предприятие строительных материалов иконструкций, был учредителем "Товарищества по устройству и улучшениюжилищ для нуждающегося трудящегося населения" и состоял в дружбе, былсподвижником знаменитого на весь мир инженера Владимира ГригорьевичаШухова. Шухов был крестным отцом Аси.

В той комнате, которая называлась Асиной, столовой и библиотекой,Голубев и Ася учили уроки и рассматривали семейные альбомы трибольших, два поменьше, все с золочеными застежками, все с фотографиямитаких людей, таких пейзажей, таких кораблей и лошадей, которых, казалось мальчику Голубеву, на свете быть не могло, но они все-таки были.Хочешь верь, хочешь нет - они были на этом свете.

И Шухова тоже видел мальчик Голубев, он бывал здесь, и на письменном столе Горелова-отца стояла модель башни Шухова - на всех обжитыхлюдьми континентах эта башня была признана выдающимся произведениеминженерного искусства (когда-то так и говорилось и учебники так назывались "Инженерное искусство") - металлические стержни, расположенныепод углом к горизонтали и строго параллельно друг другу, создавали множество ромбов идеальной формы, два ряда стержней соединялись в однуконструкцию металлическими же обручами. Прозрачность, легкость, простота и уверенность: только так, как есть, никак больше не может и не должнобыть. Наверху водонапорный бак - купол с усеченной луковицей, что-то отцерковной архитектуры.

Разглядывая модель, мальчик Голубев чувствовал себя взрослее, умнее илучше, чем он был на самом деле, к нему начинали приходить такие слова,как "архитектура", "гармония", "разум", "творчество"... Конечно, и слово"любовь", а все это и было тем созерцанием и тем чувством, которое человекможет искать и не находить всю жизнь. Голубеву же выпало - он и не искал,а нашел. Ася нашла.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное