Экология Иерусалима. Избранные переводы современной израильской поэзии

«Наружу, наружу,
тужьтесь еще, еще,
ничего ему не поможет, выйдет легко»

Резкий воздух прорвался внутрь,

и взрывом вырвался обратно:
«Мама мама почему мама.»

Эту длинную жалобу он сократил

До одного звука:
Ииииииии –

В бездонном мерзком пространстве, куда он попал,

нашлась первая опора,
наручники из пальцев на пятке:

акушерка подняла его головой вниз,

маленькие ручки в разные стороны,
перевернутое распятие.

Но вот, через бесконечное мгновение

пришел ангел, старый чиновник,
проверил номер удостоверения личности

и в великой милости, по обычному распорядку,

закрыл ему рот
и помог забыть.2

Теперь опять мягко и тепло, опять материнское лоно,

и откуда-то очень издалека он слышит
первую добрую фразу:

«Здоровый мальчик, и сколько у него сил!

Ревет как бычок,
в добрый час»

Планирование

На углу улицы Яркон разрушают дом. Морская соль разъела железные сухожилия. Он умер в возрасте пятидесяти двух лет. Рабочие начали, конечно, сверху, в направлении, обратном строительству. Уже при первых ударах молота открывается комната: у нее был цвет идеальной плоти, розовый как у двадцатилетних. Две или три проститутки стоят на улице в утренней скуке. Средиземное море развалилось напротив, лениво вылизывает себя. Только один серьезный человек, видимо, строительный подрядчик, тщательно проверяет могилу, которую вскрывают у него на глазах, и видит новорожденного: здесь будет установлена стелла, квадратная, многоэтажная, в память о доме.

Сувенир

Город, в котором я родился, Радауц в Буковине, выбросил меня, когда мне было десять лет. В тот же день забыл меня, как мертвого, я тоже забыл о нем. Так было спокойнее нам обоим.

Вчера, через сорок лет, он прислал кое-что на память, будто заботливая родственница, проявляющая внимание по причине кровных связей. Новый снимок, последний зимний портрет. Повозка с балдахином ждет во дворе. Конь понурил морду и смотрит с симпатией на старца, запирающего какие-то ворота. Итак, похороны. Двое остались в Хевра Кадиша3: могильщик и лошадь.

Но похороны роскошные: вокруг, на сильном ветру, собираются тысячи снежинок, каждая со своим кристаллическим рисунком. До сих пор страстное желание быть особенной, до сих пор те же иллюзии. При этом у каждой, у всех один и тот же костяк: шесть концов, Звезда Давида, на самом деле. Через секунду они растают, слипнутся, превратятся в комья, просто в снег. Среди них мой старый город приготовил могилу и мне.

Ошибки

Ты думаешь, я пришел наконец – а это
всего лишь первая волна зимнего дождя.

Ты думаешь, вот новая печаль – а это

всего лишь белая стена – как всегда.

Это извивы искушения – думаешь ты,

а это лишь бумажный змей.

Ты думаешь – одиночный выстрел,

а это сквозняк хлопнул дверью.

Ты думаешь – это я,

а это только я.

Спорт