Исследователями отмечается и «непримиримое противоречие» внешних угроз (в том числе на фоне обострения отношений с Западом) и патриотической риторики главы государства в части внешней политики, с одной стороны, с «антинациональной экономической политикой правительства и Центробанка, которые, принимая концепцию однополярного мира и зависимого статуса России, обслуживают интересы глобального бизнеса и никакого развития для “этой страны” не планируют», с другой51
. С точки зрения конституционно-правовой это свидетельствует, во-первых, о недостаточности «превентивных», нацеленных на обеспечение экономического суверенитета государства конституционных и законодательных механизмов; во-вторых, о фактическом снятии с главы государства ответственности за деятельность Правительства (в рамках российской модели разделения властей) и Центрального банка (в особенности идеологически обосновываемое требованием «независимости» Центрального банка – уже самим по себе представляющим угрозу экономическому суверенитету государства), и, в-третьих, о том, что, учитывая отмечаемое некоторыми исследователями «неразрешимое противоречие между суверенной внешней политикой <…> и полностью зависимой экономической политикой»52, экономический суверенитет следует признать одним из важнейших элементов суверенитета, а его обеспечение – неотъемлемым условием обеспечения суверенитета государства в целом53, – что мог бы сделать КС РФ. Не случайно исследователи, например член-корреспондент РАН Д. Е. Сорокин, отмечают, что «задача сохранения территориальной целостности, которая стоит перед любым государством, для Российской Федерации может быть решена лишь при условии, что ее экономическая, а следовательно, и оборонная, мощь будет сопоставима с любым иным мировым полюсом силы»54.Конституционно-правовая наука не всегда успевает улавливать изменение повестки дня. Анализируя «властеотношения» в формальном аспекте, она во многом абстрагируется, во-первых, от анализа того, насколько народ (суверен) и органы государственной власти реально властью обладают, а во-вторых, от того, не концентрируются ли реальные рычаги власти и управления у неформальной экономической власти. Хотя на этапе разработки Конституции РФ «экономический вопрос» обсуждался, представляется, что изменилась «повестка дня»: если тогда в качестве приоритетных вопросов рассматривались закрепление различных форм собственности, экономических прав и свобод и т. п.55
, то теперь актуализируется проблема обеспечения экономического суверенитета. Но в науке она остается недостаточно исследованной – несмотря на развитие таких направлений, как «конституционная экономика», «экономическая конституция», «экономический конституционализм» и т. п., а сама категория «экономический суверенитет» еще не является общепринятой в конституционно-правовой науке – несмотря на то, что используется уже в юридической литературе, законодательстве, решениях КС РФ.Автором предлагается выделять «экономический суверенитет» по критерию объекта. Возникает вопрос: кто является его субъектом? Можно говорить об экономическом суверенитете как о важной составляющей государственного суверенитета56
. Но не только. Государственный суверенитет должен реализовываться в соответствии с конституционно-правовыми принципами функционирования самого государства как конституционно-правового института57. В демократических государствах одним из таких принципов является принцип народного суверенитета, прямо прописанный в конституциях ряда государств. Соответственно, речь пойдет и о народном суверенитете58. И здесь конституционалисты могут углубиться в то, что меньше интересует экономистов, международников и геополитиков – в угрозы сегодняшней модели глобализации и ее «вызовы» не только для государственного, но и для народного суверенитета и самой модели демократии (здесь – сближение с проблематикой, исследуемой философами, в частности, с анализом того, что Ю. Хабермас называет «транснационализацией народного суверенитета»59).