Здесь мы должны признать обоснованность критики левыми многих экономистов — сторонников «свободного рынка». «Сторонники свободных рынков, — говорят критики, — не признают то, насколько сильно их философия оправдывает эксплуатацию сильным слабого». Профессор Ганс-Германн Хоппе из Невадского университета в Лас-Вегасе считает, что марксистская историческая литература, посвященная эксплуатации, описывает реальный исторический феномен, но неправильно идентифицирует его источник. Использование термина «эксплуатация» в контексте свободного рыночного обмена просто выражает субъективное мнение автора и означает его неодобрение такого обмена. Но когда государство использует свою монополию на легитимное насилие и заставляет людей совершать конкретные обмены, термин приобретает более объективный смысл. По всему миру правительства, разросшиеся до огромных размеров под шумок лозунгов о защите слабых, попадают под контроль сильных, которые используют их для укрепления своих позиций. (Мы называем их «сильными», так как они умеют навязывать свою власть!)
Типичным примером может служить случай, произошедший недавно в тридцати милях от Нью-Рошелла, штат Нью-Йорк, места, где я живу. «ИКЕА» решила построить там свой магазин. Власти города, вдохновленные «экономическим ростом», к которому приведет реализация этого проекта (а также престижем и возможными взносами в избирательную кампанию?), с энтузиазмом поддержали идею. (Правда, в конечном итоге они были вынуждены отказаться от нее.) Вот что писал Джейкоб Саллам в журнале «Ризн» в своей статье «Выделение земельных участков»: «На участке, где "ИКЕА" собралась построить новый магазин, было 34 дома, 28 торговых предприятий и две церкви. Вместо того чтобы попытаться честно выкупить землю, "ИКЕА" обратилась к городу с просьбой заставить владельцев продать ее по той цене, которую город сочтет разумной.
Сделай «ИКЕА» то же самое сама, это назвали бы грабежом средь бела дня. Но когда это делает государство, это называется реализацией суверенного права государства на принудительное отчуждение частной собственности...
"Разве это правильно — отнимать у людей их дома? — Спрашивает местный житель Доминик Гаталетто у Джона Стоссела из "Эй-Би-Си" во время интервью, вышедшего в эфир 27 января. — У меня всё связано с этими местами... Я прожил здесь 67 лет, и этого не вычеркнуть по прихоти мебельного магазина, желающего тут обосноваться. Это — Америка"».
Если бы для «ИКЕА» эта местность была более важна, чем для ее жителей, компания могла бы заплатить им достаточно много, чтобы они уехали. Рынок позволяет людям тщательно (или беспечно!) взвесить имеющиеся альтернативы и найти приемлемый баланс между материальным благополучием и другими ценностями. Если вы полагаете, что средний человек ценит свой микрорайон слишком низко, то в свободном обществе есть возможность сколько угодно убеждать его пересмотреть оценку в сторону повышения. При политическом решении вопросов, касающихся оценок и ценностей, всем навязывается единый набор ценностей, как правило, отвечающий интересам какой-либо группы.
Система «частно-государственного партнерства», относящаяся к правам собственности с позиции силы, не является свободным рынком, как его понимает австрийская школа. Мы считаем, что частная собственность — неотъемлемый элемент рациональной оценки ценности. Используя наилучшую систему измерения, имеющуюся в нашем распоряжении для урегулирования подобных проблем — рыночные цены, можно прийти к выводу, что «рост», стимулируемый такими мерами, в координатах собственной системы оценки тех, кого данные меры затрагивают, для многих из них фактически представляет собой уменьшение богатства.
Рыночное общество и его критика
Тимур Кьюрэн в книге «Частные истины, государственный обман: социальные последствия фальсификации предпочтений» пишет о том, что на считающийся свободным выбор часто чрезмерное влияние оказывают страх порицания и желание одобрения. Фактически книга Кьюрэна представляет собой замечательное исследование взаимодействия традиции и автономии индивида. Но основной элемент в его логической конструкции выбран неправильно.
Если я не хожу на работу одетым лишь в страусиные перья, несмотря на то что люблю носить их, назвать это «фальсификацией предпочтений» будет неправильно. Скорее, это отражает влияние социальной среды на мои предпочтения. Мое желание не выглядеть странно сильнее желания рядиться в страусиные перья.
Представим себе мусульманку, живущую в обществе, где закон разрешает женщинам появляться в общественных местах без паранджи. Если, подвергаясь социальному давлению, она все же принимает решение носить паранджу, она при этом не «фальсифицирует» свои предпочтения. На самом деле она выражает свое предпочтение: соответствовать социальным нормам, а не «послать всех к черту».
Александр Юрьевич Ильин , А. Ю. Ильин , В. А. Яговкина , Денис Александрович Шевчук , И. Г. Ленева , Маргарита Николаевна Кобзарь-Фролова , М. Н. Кобзарь-Фролова , Н. В. Матыцина , Станислав Федорович Мазурин
Экономика / Юриспруденция / Учебники и пособия для среднего и специального образования / Образование и наука / Финансы и бизнес