способности людей вести долгую жизнь, обладать хорошим здоровьем, получать доступ к мировым запасам знания и информации, участвовать в культурной жизни своего сообщества, иметь достаточный доход для того, чтобы покупать еду, одежду и иметь жилье, участвовать в решениях, оказывающих непосредственное влияние на их жизнь и их сообщество и т. д. Эти важные вещи – увеличение усиление способностей людей, а не увеличение внутреннего (или материального) продукта – должны стать целью политики развития[104]
.Переориентирование теории развития в этом направлении имеет очевидные культурные последствия. Люди как объект и средство развития не существуют в изоляции. Они взаимодействуют самыми разными способами, и рамка, внутри которой происходят их взаимодействия, обеспечивается культурой – их общими убеждениями, ценностями, языками, традициями и т. д., формирующими их повседневную жизнь. Как указывала Всемирная комиссия ООН по культуре и развитию (1995), реконцептуализация развития с ориентацией на человека перемещает культуру с периферии теории развития в самый центр. В этих обстоятельствах понятия экономического развития, развития человека и культурного развития могут быть включены в более общую теорию трансформации в развивающемся мире[105]
.Строгую формулировку такой теории еще предстоит дать, но уже можно увидеть некоторые наиболее вероятные черты новой парадигмы развития, вырисовывающиеся в современной мысли. Во-первых, маловероятно, что новая модель развития будет включать строго однонаправленные причинно-следственные связи. Скорее всего, будет подчеркиваться взаимосвязь элементов модели, в которой влияние одновременно идет по многим направлениям. Так, например, воздействие культурных характеристик и устремлений данного общества на традиционные экономические переменные, такие как выпуск продукции на одного работника, скорее всего, будут уравновешиваться учетом влияния производительности труда на меняющиеся ценности. Во-вторых, будет признано, что ни культура, ни экономика не являются статичным явлением, но обе постоянно меняются, так что взаимосвязь между переменными – это динамический процесс, а не фиксированная константа. В-третьих, нет такой модели развития, которая подходила бы для любой ситуации: предписания в каждом конкретном случае определяются различиями путей развития отдельных стран, породивших разные экономические, социальные, культурные и институциональные условия[106]
. В-четвертых, новая парадигма, скорее всего, будет считать основным компонентом плюрализм, а не однородность, в частности, признавая, что развитие человека начинается на местном уровне, а культурное многообразие является жизненно важным условием цивилизованного существования человека. Наконец, спутником плюрализма является культурная свобода – как коллективная свобода общества выбирать, какое именно развитие оно хочет получить, так и индивидуальные права, занимающие центральное место в идее свободного общества. Эти свободы предполагают институциональную структуру, установленную коллективным соглашением и действующую через государство и гражданское общество, которые гарантируют поддержание этих свобод. Таким образом, внимание к институциональной структуре тоже должно занять видное место в такой модели развития[107].Внутри такой широкой рамки развития способом соединения экономической и культурной проблематики является возвращение к базовому понятию создания ценностей, где поколения экономических и культурных ценностей могут рассматриваться в качестве результатов процесса развития, устанавливающего баланс между стремлением к материальным благам и услугам и более глубокими человеческими потребностями и стремлением к культурному признанию, выражению и самореализации.
Культура, развитие и устойчивость