Экономист под прикрытием. Почему возникают пробки, кофе стоит дорого и невозможно найти хорошую подержанную машину

Мы начали с кофеен. Почему кофе в Лондоне, Нью-Йорке, Вашингтоне или Токио такой дорогой? Здравый смысл подсказывает, что кофе дорог, потому что кофейня должна платить высокую арендную плату. Модель Давида Рикардо подскажет нам, что так рассматривать проблему нельзя, потому что «высокая арендная плата» не является непреложной жизненной реалией. У нее есть причина.

Пример Рикардо демонстрирует, что арендную плату за лучшие участки определяют две вещи: различие в сельскохозяйственной производительности между лугами и маржинальной землей и важность самой производительности. При фунте стерлингов за бушель пять бушелей зерна – это арендная плата в пять фунтов. А при двух сотнях тысяч фунтов за бушель пять бушелей зерна – это арендная плата в миллион. Луга выделяются под высокую плату только тогда, когда зерно, которое на них выращивают, также является ценным.

Теперь применим теорию Рикардо к кофейням. Как луга облагаются высокой арендной платой, если производят ценное зерно, так и выгодные места для кофеен сдаются под высокую ренту, если клиенты готовы дорого платить за кофе. Пассажиры в час пик настолько сильно нуждаются в кофеине и так спешат, что практически закрывают глаза на цены. Готовность платить дорого за кофе в удобном месте делает арендную плату высокой, а вовсе не наоборот.

Места, доступные для кофеен, сравнимы с лугами: это наиболее подходящая собственность для данной цели, и ее быстро разбирают. Первые этажи домов в районе Мидтаун на Манхэттене – это заповедник для Starbucks, Cosi и их конкурентов. Возле «Дюпон-серкл» в Вашингтоне кофейня Cosi урвала лучшее место около южного выхода, а Starbucks получила северный, не говоря уж о том, что они поделили территории возле ближайших станций метро вверх и вниз по ветке. В Лондоне кофейня AMT заполучила станции «Ватерлоо», «Кингс-Кросс», «Мэрилебон» и «Чаринг-Кросс». На самом деле возле каждой станции лондонского метро найдется одна из кофеен крупных сетей. Эти места можно использовать для продажи подержанных автомобилей или китайской еды, но так никогда не происходит. И дело не в том, что станция метро – неподходящее место для такой торговли, а в большом количестве мест с более низкой арендной платой. Там можно продавать лапшу или машины, покупатели меньше торопятся, поэтому склонны прогуляться или оформить заказ на дом. Для кофеен и похожих заведений, продающих уличную еду или газеты, низкая арендная плата не компенсирует потерю потока клиентов, равнодушных к цене.

Перенос модели

Давид Рикардо умудрился проанализировать работу кофеен на выходах из станций метро до появления капучино и самой подземки. Этот трюк вынуждает людей любить либо ненавидеть экономику. Те, кто ее ненавидит, говорят, что, если бы захотели узнать, как работает современный кофейный бизнес, не стали бы читать анализ сельского хозяйства, опубликованный в 1817 году.

Но многим нравится, что Рикардо почти двести лет назад сумел сформулировать идеи, которые помогают осознать, что происходит сегодня. Несложно найти различия между сельским хозяйством в девятнадцатом веке и приготовлением капучино в двадцать первом. Куда труднее отыскать сходство, пока нам его не продемонстрировали. Экономика отчасти состоит из создания моделей для выражения некоторых принципов и схем, которым подчиняются такие с виду сложные предметы, как сельскохозяйственная рента или сеть кофеен.

Есть и другие модели кофейного бизнеса, используемые для иных целей. Модель дизайна и архитектуры кофейни может пригодиться художникам по интерьеру для практического анализа. Физическая модель способна объяснить отличительные черты машин, которые создают давление в десять атмосфер, необходимое для приготовления эспрессо. Та же модель будет полезна в разговоре о вакуумных насосах или двигателе внутреннего сгорания. Сегодня у нас есть модель экологического воздействия различных способов утилизации кофейной гущи. Каждая модель для чего-то нужна. Но «модель», которая пытается описать дизайн, технологию, экологию и экономику одновременно, не проще, чем сама реальность, и, таким образом, ничего не прибавит к нашему пониманию.