Экранный образ времени оттепели (60–80-е годы)

М. Хуциев, например, вспоминает о постановке своей с Ф. Миронером первой картины «Весна на Заречной улице» (1956). Двум молодым выпускникам ВГИКа предложили сюжет о сталеварах. Они при этом прекрасно понимали, что зритель-то ждёт фильмов о любви (см. телевизионный канал «Домашний», 5.12.2013, 18.30: программа «Моя правда» – об актёре Н. Рыбникове). Снятая ими картина пользовалась ошеломительной популярностью. А сталевар Саша Савченко (именно историю его любви к учительнице вечерней школы рассказали авторы) до сих пор остаётся одним из самых любимых героев для нескольких поколений зрителей (фильм, по словам актрисы И. Макаровой из той же телепрограммы, посмотрело больше сорока миллионов).

Это чувство потребности киноаудитории в подобных сюжетах особенно остро проявилось в картинах военной темы, оно вернуло на экран реального человека, что ещё усилило драматизм трагических событий истории.

Примерно к этому же времени относится одно из лучших стихотворений горевшего в танке поэта-фронтовика Сергея Орлова:

Голос первой любви моей – поздний, напрасный –
Вдруг окликнул, заставил на миг замереть,
И звучит до сих пор обещанием счастья.
Голос первой любви, как ты мог уцелеть?..

Последняя строка завершает каждую строфу, буквально заманивая ворожбой, магией слов:

Над горящей землёй от Москвы до Берлина
Пыль дорог, где отстать – хуже, чем умереть,
И в бинтах все берёзы, в крови все рябины…
Голос первой любви, как ты мог уцелеть?

Сергей Орлов

[17]

Какой болью в поэтическом сознании автора переплавлены традиционные лирические образы русского стиха (есенинскую «белую берёзу под моим окном» увидеть в бинтах, а краснеющий перед М. Цветаевой на дороге «куст… Особенно рябина» – в крови)… В бинтах и крови на всём протяжении военных лет экран оттепели отразил зарождение первой любви.

Она согревает юных героев предвоенного поколения в фильме «Дорогой мой человек» И. Хейфица. Нелепо разминувшись буквально накануне войны, герой и героиня (актёры А. Баталов и И. Макарова) на протяжении многих лет ощущают духовное взаимопритяжение. Редкие встречи только усиливают чувство причастности, трагичность времени реализована в событиях, по-разному влияющих на их судьбы. И лишь после множества испытаний, давно прошедшей юности, случайно, наконец, скрестились их судьбы. Повествование о времени, по-своему распорядившемся жизнью людей, автор надёжно положил на жанровые каноны классической мелодрамы.

И в фильме М. Хуциева «Два Фёдора», о котором уже говорилось (вышедшем на экраны тоже в 1958 году), традиционный сюжет – возвращение солдата с фронта – оказывается только драматическим зачином к истории любви (актёры В. Шукшин и Т. Сёмина). Забота Фёдора большого о бездомном мальчишке и естественное стремление создать свой собственный дом, обрести женскую любовь, оказывается, сообщают напряжение событиям обыденной жизни. То есть другого типа мелодрама образует не менее сложную череду столкновений: у каждого из персонажей фильма М. Хуциева своя выстраданная правда, и очень непросто разрубить запутанный психологический узел.

Историю первой любви рассказывают поэтически-напевные построения «Баллады о солдате» и «Альпийской баллады». Они и в названиях перекликаются, обозначая свои жанровые истоки. Здесь, может быть, только ещё предчувствие любви: столько нежности, наивных случайностей, страха за искреннее чувство, так «не ко времени» настигшее героев.

Реальные подробности сюжета-путешествия (а о мифологическом значении образа дороги и дома приходится говорить практически на материале каждого фильма) невольно перекликаются с приведёнными строками С. Орлова: «…пыль дорог, где отстать хуже, чем умереть».

Трагическая концовка «Иванова детства» (1962) тоже становится знаком первого чувства, которое как бы уже в «потустороннем мире» проживает юный герой. Погибший мальчишка (акт. Н. Бурляев) и девочка-подросток гоняются друг за другом на пустом пляже. Только остов обгоревшего дерева напоминает о когда-то живом пространстве. Но именно его мрачная неподвижность говорит о самой, наверное, первой, детской ещё неосознанной радости предчувствия, которое могло бы когда-нибудь стать и любовью.