— А я и не беспокоюсь, — сказала она. — Совсем не беспокоюсь.
Он подошел к ней, поставил банку с артишоками на стол и осторожно поцеловал ее в губы. Это был вовсе не поцелуй, а просто знак внимания — и потому-то он был таким замечательным, таким сладким, очень многозначительным и многообещающим, и в то же время настолько нежным, что был по-настоящему восхитительным. Он не стал продолжать, да ему и не нужно было. Все произойдет чуть позже. И они оба это знали. Следовало лишь вести себя естественно и спокойно. Выложив покупки на стол, он достал из холодильника две банки пива и понес их в гостиную. Она подумала: он любит пиво или пьет его только потому, что пиво дешевое. Они стали пить прямо из жестянок. Она вспомнила девчонку из Мэзерской школы — Мэри-Джейн, или Мэри-Лy, или как там ее звали, — которая считала символом полной деградации подобную картину: муж приходит домой с работы в половине шестого и видит, что жена в халате, нечесаная, лежит на кровати и тянет пиво прямо из банки.
Мерри поделилась своими мыслями с Тони, и они оба расхохотались. Он предложил ей сигарету и протянул пепельницу, которую взял с длинной широкой доски, используемой в качестве стола. Этот стол и стул были единственной мебелью в комнате. Разумеется, была еще и кровать. Или, точнее, не кровать, а матрас, широченный двуспальный матрас на полу, покрытый зеленой вельветовой накидкой.
В комнате царил беспорядок, но тем не менее здесь было довольно уютно. Стены были голые, если не считать нескольких театральных афиш и портрета Джеймса Кэгни.
— А почему Кэгни? — спросила она.
— Я использую эту картину, чтобы стрелять в нее из лука.
— Но она нигде не продырявлена.
— Ну да, я еще не приобрел стрел.
Она засмеялась. А он улыбнулся. Ей это понравилось. Она терпеть не могла, когда люди смеются над собственными шутками.
— Давай присядем, — предложила она.
Сесть можно было только на матрас. Она села и подобрала ноги под себя. Он сел рядом. Они пили пиво.
Почти бессознательно он начал гладить ее ногу — от колена до щиколотки и обратно.
Прикосновения кончиков его пальцев были такими легкими, что она едва ощущала их через нейлон. Неожиданно ей подумалось, что хотя он старше ее, на самом деле он еще совсем юный, даже не мужчина еще, а мальчик — с такими она еще не занималась любовью. Такой ей встретился впервые. С другими это были даже не занятия любовью, а просто траханье.
Он улыбнулся вымученной улыбкой и, притянув ее к себе, уложил на матрас. Она покорно легла. Он крепко прижимал ее к себе. Она даже подумала, что он уже раздумал готовить ужин. И вот он уже не так бессознательно, но вполне осознанно и даже настойчиво, хотя нежно и легко, начал покрывать поцелуями ее лицо. Щеки, лоб, подбородок и потом, едва касаясь, губы. Он начал ласкать ее ушную мочку, и это показалось ей странным. Вообще все, что происходило, казалось ей странным, как во сне, так что она даже вначале была озадачена. Но после нескольких минут воздушных поцелуев и нежной ласки она вдруг поняла, что это похоже на танец и она должна дать ему возможность вести ее. Она расслабилась и стала просто наслаждаться его ласками. Теперь он поцеловал ее по-настоящему: глубоко проникнув языком ей в рот, он несколько раз прикоснулся к ее языку и, словно в испуге, отскочил прочь. Это было восхитительно. Он придвинулся к ней еще ближе, так что теперь касался ее не бедром, а всем телом, и она ощутила, как он весь содрогается от сильного возбуждения и желания.
Он тронул ее за грудь, все так же очень нежно и легко, и она опять задумалась: быть может, это такая техника? Но она отогнала эту мысль. Нет, решила она, просто так он выражает свое восхищение.
Но не слишком ли он увлекся? Мерри протянула руку, дотронулась до его шеи и провела пальцами вниз по спине. Только после этого он сжал ее сильно и страстно. И в его мощных объятиях она вдруг почувствовала трепет желания. Больше, чем трепет. Желание, затеплившись глубоко внизу, казалось, пронзило все ее тело и потом побежало вверх и добралось до самых мочек, которые он недавно ласкал. Они до боли сжимали друг друга в объятиях. И в какой-то момент поняли, что медленно раскачиваются, словно пытаясь ощутить жар своих тел сквозь одежду. Но он внезапно поднялся с матраса.
Что такое? Она что-то сделала не так? Нет — он улыбнулся и помог ей встать на ноги.
— Повернись! — сказал он тихо, но его слова прозвучали подобно команде.
Мерри повиновалась. Она услышала скрип молнии, которую он расстегивал. Он расстегнул крючки лифчика и сунул ладони под платье, обхватил ее, нащупал ее груди и взял. Потом отпустил, снова поцеловал в шею, и потянул платье вниз. Платье соскользнуло на пол. Она качнулась вперед, и лифчик упал на платье. Она обернулась к нему. Он поцеловал ее. Своей голой грудью она ощутила жесткую ткань его «водолазки». Ей стало щекотно. Она чувствовала, как он возбужден.
Они стали раздеваться. Мерри разделась первая и свернулась калачиком на матрасе. Потом закурила.
— Это еще зачем? — спросил он.
— Что?!
— Сигарета?
— Я смущаюсь, наверное, — сказала она.