Я попытался сообразить, что это могло быть. Допустим, она догадывалась, что ее новость (беременность, аборт) наверняка меня сильно расстроит, — и в этом случае вполне возможно, что она звонила, чтобы оставить утешительное сообщение на моем автоответчике, которое я мог бы прослушать, вернувшись домой.
Но зачем ей было это делать еще до нашей встречи в ресторане? Она вполне могла позвонить мне после встречи и поговорить со мной с учетом моего конкретного состояния.
Второе предположение сводилось к тому, что ее секрет был слишком неприличным, чтобы говорить о нем на людях, и она решила доверить его автоответчику. Тоже маловероятно.
Возможно также, что она звонила, чтобы отменить нашу встречу, но когда поняла, что я не пошел домой переодеваться, отказалась от этой мысли и решила, что наш ужин должен состояться, раз она не может предупредить меня. Тоже вряд ли.
Наконец, у меня возникла еще одна догадка: может, она и не собиралась рассказывать мне о ребенке при встрече. Хотя для Лили подобная трусость была не характерна, все же ей никогда раньше не приходилось разговаривать со мной о таких неприятных вещах. Может, за ужином она просто сказала бы мне: «Я оставила сообщение на автоответчике. Из него ты все поймешь».
За одну минуту семь секунд? Все выложить?
Я отказался от этой теории, так же как и от остальных.
Для меня звонок Лили был загадкой. Я не знал ничего, в отличие от полиции, которая знала все.
После всех моих изысканий телефонный счет Лили выглядел примерно так:
30.08 09.15 (отключенный номер) 0:06:26 0.314
30.08 11.00 (неизвестный сотовый) 0:09:59 0.314
30.08 11.12 (сотовый матери Лили) 0:09:23 0.314
30.08 11.41 (нотариус Лили) 0:07:43 0.314
30.08 11.55 (салон «Видал Сассун») 0:03:33 0.042
30.08 16:25 (мой домашний) 0:00:13 0.042
30.08 16:27 (студия «Дискавери») 0:02:59 0.042
30.08 16:47 (домашний Лили) 0:04:44 0.158
30.08 19.51 (мой домашний) 0:01:07 0.042
30.08 19.55 (неизвестный сотовый) 0:03:01 0.042
30.08 21.52 (подружка Азифа) 0:02:01 0.042
30.08 21.54 (мать Азифа) 0:01:37 0.042
Когда я закончил, было уже шесть часов вечера, и я безумно устал.
Наверное, именно из-за усталости я совершил непростительную глупость, позвонив тому неизвестному абоненту, с которым Лили дважды разговаривала в свой последний день. Еще занимаясь телефонным счетом, я пять раз пробовал набирать его, и никто не отвечал, однако на этот раз я услышал в трубке хриплый голос.
— Кто это? — спросили на том конце. — Откуда у тебя этот номер?
Смутившись, я совсем забыл свой псевдоним и сказал:
— С вами говорит Конрад Редман из «Дайрект телесейлз интернэшнл»…
— Чего тебе нужно?
— Простите, наверное, я не вовремя. Я перезвоню. — Я отключился.
В этом голосе было что-то пугающее.
Кроме того, я по ошибке назвал ему свое настоящее имя, отчего мой страх только возрос.
37
Посещение театра в инвалидной коляске оказалось интересным приключением. Где бы я ни появился, все разговоры в непосредственной близости от меня мгновенно прекращались. Когда я покатил в бар, чтобы заранее заказать выпивку на антракт, люди разбегались передо мной, как перед танком «Шерман». (Я и был танком, но мои снаряды сеяли сострадание — никто же не хотел получить такой снаряд прямо в сердце.) Однако интересней всего было то, что мне не приходилось менять положение тела перед началом спектакля и в антракте, из-за чего все мое пребывание в театре воспринималось особенным образом. Другие зрители имели возможность переключаться с (относительной) сосредоточенности на расслабленность — меняя положение: они то сидели, то стояли. Для меня же все было едино: мой спектакль начался в тот момент, когда таксист позвонил в дверь и я уселся в коляску, чтобы открыть ему уже в образе инвалида, а закончился, когда таксист (другой таксист) высадил меня у дома.