Эксгумация

Я не стал говорить ему, что единственный звонок, который тогда понадобится, — это звонок в «скорую», да и его, в чем я был уверен, за меня сделает кто-то другой.

Мы договорились, что после спектакля Джеймз будет ждать меня за театром, на случай если «Миррор»-мобиль каким-то чудом нас выследил.

Как оказалось, мне не суждено было увидеть ни одного журналиста, пока мы не вернулись домой. К несчастью, у дома их было с десяток. Плюс еще столько же фотографов.

— Ты уверен, что тебе стоит заходить в дом? — спросил Джеймз. — Может, я отвезу тебя в гостиницу?

— Они и там всю ночь будут барабанить в дверь, — сказал я. — Ладно, попробую выйти, посмотрим, что получится. Завтра на том же месте в тот же час?

— Они могут попытаться заблокировать дорогу.

— Не успеют, мы гораздо быстрее их, — не сказал, а скорее прокричал я. Мне пришлось повысить голос из-за их стука по стеклу и гула вопросов.

Я попытался открыть дверцу со стороны тротуара, но репортеры сгрудились у самой машины — думаю, умышленно. Тогда я вылез со стороны дороги и обошел машину сзади. Я игнорировал все вопросы, не стал закрывать глаза от вспышек и сквозь кордон медленно добрался до входной двери. Кто-то крикнул отъезжавшему Джеймзу:

— Куда вы его возили?

Пока я вставлял ключ в замок, толпа журналистов чуть не расплющила меня о дверь. К счастью, краска уже высохла и не испачкала мне одежду, а то на фотографиях было бы похоже, что я измазан кровью.

Я перевалился через порог, захлопнул за собой дверь, упал на ковер в прихожей и заплакал.

57

В воскресенье журналисты зашевелились под дверью с раннего утра. Несколько репортеров помоложе даже ночевали в машинах перед моим домом. Звонки начали поступать около семи — замигала лампочка, засигналил бипер, зашуршало в динамике. Цифра на счетчике входящих сообщений непрерывно росла — 24, 25, 26, — пока память автоответчика не переполнилась. Раньше такого не случалось. Мне было любопытно посмотреть, как станет вести себя аппарат. Но ничего интересного не произошло: он просто проигрывал исходящее сообщение, а входящие звонки не записывал. Журналисты начали барабанить в дверь около восьми. Однако как-то неубедительно, с частыми перерывами. Несколько фотографов пытались что-то высмотреть через щель между штор. Все это лишь укрепило мое желание раздобыть пистолет: не для использования, а просто чтобы он был — чтобы я знал, что он у меня есть.

Около девяти я сел возле автоответчика с чашкой чаю и нажал кнопку воспроизведения. Большинство сообщений строилось по одной и той же модели: от вкрадчивости к лести, от умасливания к угрозам. Такие сообщения я тут же стирал, иногда не дослушав до конца даже первое предложение. Я уже начал узнавать голоса и характерные выражения — самой настойчивой была «Шила Барроуз из "Миррор"».

Лишь несколько сообщений представляли для меня интерес. Звонила моя мать, сказала, что зайдет в одиннадцать — проверить, все ли у меня в порядке. Звонила Психея, предупреждая меня о своем визите, тоже в одиннадцать часов.

«Думаю, нам пора поговорить», — объявила Психея.

Я тут же перезвонил матери. Ситуация и без того была хуже некуда, но если бы я позволил ей устроить импровизированную пресс-конференцию на моем крыльце… Я не сомневался, что она долго и громко рассказывала бы о моих добродетелях, а затем еще дольше и громче — о моих пороках. Мне удалось по телефону убедить ее, что со мной все в порядке и что ей лучше сюда не приезжать; я обещал, что отныне буду звонить ей минимум раз в день.

— Ты газеты хоть видел? — спросила она.

— Нет, — ответил я.

Проблему газет я решил тем единственным способом, до которого додумался — позвонил Джеймзу и попросил его купить все воскресные выпуски, привезти их к моему дому и опустить в щель почтового ящика.

— Сегодня вечером я за все заплачу тебе, — пообещал я.

— Посещение театра не отменяется? — спросил Джеймз.

— Конечно, нет.

— Ты, похоже, без ума от этой постановки, — заметил он.

— Точно, мать твою, — подтвердил я.

Джеймз прибыл через полчаса. Пока он заталкивал в щель толстые пачки газет, было слышно, как он перешучивается с журналистами. Мне даже захотелось просунуть пальцы в щель почтового ящика и коснуться его, просто чтобы ощутить руку друга.

— Так-так, — заметил кто-то из журналистов, — он нас читает, а сам с нами разговаривать не хочет.

Раздался какой-то неубедительный, натянутый смех.

Я занес пачку газет в гостиную с зашторенными окнами.