Эксгумация

— Думаю, по факсу. Он где-то здесь. — Снова шорох бумаг. Другой голос на заднем плане.

Спенсер знал. Каким-то образом он узнал.

Анна закрыла глаза.

— Ага. Вот он, — сказал Фрейзер с облегчением в голосе. — На нем ваша подпись.

Спенсер мог запросто подделать ее почерк.

— Какое имя добавлено?

— Генри.

Второе имя Спенсера.

— Генри Шварцман. Мы…

— Да, — перебила Шварцман. — Уберите его немедленно. Никто не должен иметь доступ к моим данным. И я прошу вас выслать копию этого факса мне на мобильный телефон. У вас есть ручка?

— Да. Прямо под рукой. Продолжайте.

Она назвала ему свой номер и заставила его прочитать его вслух.

— Я приеду.

— Куда? — Фрейзер заметно нервничал.

— В ваш офис, в четверг. В час дня.

— Понятно. Это хорошо. А я поговорю с Бонни и дежурными в регистратуре, — поспешил добавить он. — Мы позаботимся о ваших личных данных и удалим…

— Спасибо.

Анна закончила разговор. Ее пальцы дрожали, зависнув над экраном. Ошеломленная, она уставилась на стену коридора.

Спенсер знает, что она больна.

Как быстро распространяется рак? Он бегает по всему ее телу?

Она представила, как ядовитые шипастые клетки убивают клетки здоровые. Ну почему она знает об этом так мало?

Так вот как это работает… И что Спенсер сделает с этой информацией? Что если она умрет? Отпустит ли он ее тогда?

Анна хотела, чтобы ее тело было передано для исследований, а потом кремировано. Будет ли Спенсер настаивать на том, чтобы привезти труп жены в Южную Каролину и похоронить на его семейном участке? Пытка даже после смерти?

Она посмотрела в потолок.

— Господи…

Шепот. Мольба. Вопрос.

Как мог Бог поступить с ней так?

Почему?

Пожалуйста, избавь меня…

Как она заболела раком?

У нее есть Спенсер.

С нее достаточно одного его.

Анна закрыла глаза, а спустя минуту или, может быть, три или десять вновь их открыла.

Она сидела на полу, прямо за дверью своего кабинета. Чтобы подняться, ей потребовалось несколько минут.

Поезжай домой. Поезжай домой и прими ванну. Смой с себя звук его голоса. Выпей бокал вина, чтобы отогнать страх.

Хотя бы на одну ночь…

23

Сан-Франциско, Калифорния

К ее рту и носу прижимался желтый цвет. Мягкие янтарные облака, не позволявшие сдвинуться с места.

Ее руки были прижаты; она отчаянно пыталась перевернуться на бок, чтобы глотнуть воздуха. Тихий голос шептал ей:

Не сопротивляйся. Расслабься. Погрузись в тепло.

Что-то тянуло ее вниз. Тяжесть и невесомость одновременно.

Шварцман боролась еще упорнее. Никакого тепла не было. Это была уловка.

Борись. Борись сильнее.

Она почти не шевелилась, а в голове уже как будто бухал кузнечный молот. Это нечто было слишком сильно. Спенсер победит. Если она не сможет одолеть это нечто, он победит. Несмотря на все это время, на все расстояние, он ее победит…

Анна тихо вскрикнула и проснулась. И поняла, что не может пошевелиться. Она как будто была привязана, но ремней не чувствовала.

Она сосредоточилась на движении в темноте.

Желтый поблёк. Появились серые тона.

Ее пальцы вцепились в простыню. Она втянула в себя воздух и снова закричала.

Раздался какой-то тихий звук.

Больше серого, меньше желтого.

И затем последний крик.

Звук.

Шум.

Негромкий, но его хватило, чтобы отогнать желтизну, чтобы на смену ей пришел серый цвет, глубокий и безопасный.

Она была свободна.

Анна перевернулась на бок, протянула руки к краю кровати.

Пульсация в голове ослепляла.

Шварцман прижала пальцы к глазным яблокам, пытаясь вспомнить прошлый вечер.

Она приготовила дома ужин. Выпила в ванне бокал вина, но только один. Что-то было не так. Ее мутило. Или это рак груди вызывает головные боли?

Анна протянула руку, чтобы подняться, — и почувствовала рядом с собой что-то теплое и твердое. На этот раз крик был громким и ясным. Он разбудил ее. Она отползла в сторону. Ноги запутались в простынях, и Анна упала с кровати, успев выставить руки.

Ладони нащупали твердый пол — и разъехались в стороны на чем-то скользком. Анна ударилась подбородком об пол, прикусила язык и почувствовала вкус крови. Ощутила ее запах.

Теплая и живая. Это было так непривычно…

Из окна сквозь края жалюзи пробивался бледный лунный свет. Шварцман обнаружила себя на полу по другую сторону своей кровати. В ее собственной комнате. Но ведь она никогда не ложилась на этом месте. Она всегда спала на другой стороне.