Эксгумация

– Вообще-то по утрам, – поправила она. – Я встаю около четырех и обычно работаю до двух или трех часов дня. После этого делаю свои дела и встречаюсь с друзьями. Обычно я ложусь в семь или восемь.

С четырех до двух – десятичасовой рабочий день. Да, те, что живут за счет трастового фонда, обычно так не вкалывают… Плюс необычный график работы.

– Понятно, – прокомментировал Хэл. – Не совсем соответствует стереотипу геймера, о котором мне подумалось.

– Я часто это слышу. Но большинство проблем с играми происходит рано утром, когда люди играют в течение длительного времени.

– Тогда вам точно пора спать.

– Я проснулась, когда мне позвонила сестра Виктории. Потом, когда она нашла свою сестру… после этого я уже не могла уснуть. – Ее взгляд остановился на стене.

– Значит, вчера вечером у вас не было гостей?

– Ко мне редко кто-то приходит. Мой бойфренд живет далеко, а я не большая любительница развлекать гостей.

Хэл отметил про себя дорогую мебель. Она не слишком подходила хозяйке. Возможно, мебель уже была в квартире, когда мисс Флетчер сюда переехала. Возможно, таков был вкус ее отца.

– Я понял. – Хэл тоже был не любитель принимать дома гостей, но в основном потому, что его квартира была размером со здешнюю кухню. – Имелись какие-то намеки на то, что Виктория была чем-то обеспокоена?

Кэрол, поджав губы, покачала головой.

– Нет. У нее все было хорошо, и я никого не видела.

– Вы случайно не в курсе, что прошлой ночью все камеры видеонаблюдения в здании были выключены?

– Нет, но меня это не удивляет. – Кэрол вздохнула. – В здании установлена совершенно устаревшая система. Она вырубается по нескольку раз в месяц.

Хэл сделал пометку. Даже если система видеонаблюдения вырубалась по нескольку раз в месяц, это совпадение ему совершенно не нравилось.

– Зданием управляет сторонняя компания?

– Нет. В здании работает около пяти консьержей. Самый новый – высокий, рыжий. Кажется, его зовут Лайам. Они работают посменно и, как мне кажется, неполный рабочий день. После трех здесь никого нет, вот почему Виктория попросила меня впустить ее сестру.

– Значит, ее сестра позвонила вам в домофон?

– Да, ее зовут Терри. Она приехала из Лос-Анджелеса, живет где-то там… Когда она приехала, то позвонила в домофон, и я впустила ее в здание.

– Но у вас не было ключа от квартиры Виктории? – уточнил Хэл, просматривая свои записи.

– Нет. У Терри был свой ключ. Я лишь впустила ее в здание. Я собралась снова лечь в постель, когда услышала крик. Терри вошла в спальню и увидела свою сестру. Это было ужасно…

– Не сомневаюсь. Дайте мне знать, если вам понадобится минутка.

Кэрол посмотрела на свой чай и покачала головой.

– Когда Виктория должна была быть дома?

– Не раньше завтрашнего дня. У нее была тренировка в Сакраменто, и она должна вернуться около полудня.

Ее внимание вновь переключилось на ковер. Хэл по опыту знал этот взгляд. Она вспоминала тело. Люди, не привыкшие к смерти, часто реагировали именно так – отстраненный, рассеянный взгляд, скрещенные на груди руки, напряженная поза. Похоже, он выжал из нее столько, сколько мог.

Хэл встал, вытащил из заднего кармана бумажник и протянул свою визитку.

– Буду признателен за телефонный звонок, если вы вспомните что-нибудь полезное.

Кэрол взяла карточку.

– Конечно. Сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь.

Хэл поблагодарил ее за уделенное время и направился обратно в квартиру Виктории Стайн. Допрос получился так себе. Впрочем, удивляться нечему. Люди не знают своих соседей так, как раньше. Свидетели стали менее надежными. В начале его карьеры люди чаще обращали внимание на то, что делали их соседи; сейчас же почти все уже где-то записано – в «Фейсбуке» или «Инстаграме», – но никто больше ничего не видит и не знает.

В некоторых случаях Интернет существенно облегчал работу, но только не здесь. Этот случай явно потребует старомодных методов.

Вернувшись в квартиру жертвы, Хэл застал Роджера сидящим на корточках рядом с громоздким футляром, в котором хранился его набор для исследования места преступления. Пластиковая коробка была фута три с половиной в ширину и два в высоту; ее внешняя сторона была ярко-оранжевой, с черными ручками, которые защелкивались на каждом конце, удерживая крышку на месте.

В какой-то момент Роджер – или скорее кто-то из его детей – приклеил сбоку большой стикер с надписью «Сан-Франциско джайантс»5; судя по царапинам и потертостям на наклейке, она относилась к Мировой серии двухлетней давности.

Оттуда, где стоял Хэл, верхний свет падал на макушку лысой головы Роджера и отражался в ней, словно солнце.

Он страдал от универсальной алопеции – на его теле не было ни единого волоска. Раньше, ожидая результатов по тому или иному делу, Хэл не раз слышал, как Роджер объяснял свою проблему всем, кто входил в лабораторию и выходил из нее. И хотя тот никогда не стеснялся своей лысины, Хэл подумал, что эта тема должна была здорово ему надоесть, а потому отрыл где-то наклейку для бампера с надписью: «Кому нужны волосы, когда есть такое тело?».

Эта наклейка и по сей день красовалась на рабочем месте Роджера в лаборатории.