Эксгумация юности

Они проходили рядом с Уорлоком. Сам дом выглядел пустым, все шторы на окнах были опущены. Большой котлован, выкопанный для закладки фундамента, был накрыт брезентовыми полотнищами, на которых после проливных дождей образовались небольшие лужи.

— Довольно печальное зрелище, не правда ли? Такой замечательный дом. Будет ли он таким же, как прежде?

Алан, который обычно настраивал себя на то, чтобы во всем потакать супруге, вдруг понял, что сейчас совершенно с ней не согласен. Ему хотелось сказать, что с этой белой штукатуркой и темно-коричневыми полосами в фахверковом стиле он выглядел не таким уж красивым, и если его вид теперь изменится, то это только к лучшему. Он лишь задавался вопросом, продолжится ли дальше эта невысказанная «нелояльность» и можно ли от нее как-то избавиться. Он мягко убрал свою руку из ее ладони и сунул в карман, где тут же снова нащупал визитку, которая перемещалась под его пальцами, словно живая. Он тут же вспомнил прикосновение пальцев Дафни в момент рукопожатия при прощании.

Когда день незаметно перешел в вечер и Розмари, несмотря на все его слова о дизайнерском платье, вернулась к своей швейной машинке, он сказал себе, что должен все-таки определиться и выбрать один из двух вариантов: выбросить визитку или позвонить по обозначенному на карточке телефону. Как человек, выбирающий между неверностью и преданностью — что вполне соответствовало его нынешнему состоянию, — он должен был решить. Конечно же, он бы ни за что не позвонил. Он вспоминал свою целомудренную безупречную жизнь, мысленно напоминая себе о возрасте — ее и своем. А потом еще о том, как в молодости Дафни много раз брала отцовский автомобиль и они, остановившись под густыми кронами Болдуинс-хилл, занимались любовью на заднем сиденье или где-нибудь в лесу неподалеку. О, ты прекрасна, возлюбленная моя… И ложе у нас — зелень. Кровли домов наших — кедры; потолки наши — кипарисы}. Где он это вычитал? [11]

Алан приоткрыл дверь комнаты Розмари и проговорил:

— Выйду немного прогуляться.

Та ответила, даже не сняв ногу с педали:

— Мы же недавно выходили на прогулку.

— Знаю, но мне нужно еще проветриться. Ты ведь не возражаешь?

— Конечно, нет, любимый. Но не забывай и про ужин. Он будет готов ровно в семь, хорошо?

Они жили вдвоем, и к ужину предполагалось холодное мясо и салат. Так почему обязательно в семь? Почему? Потому что так было всегда. Он знал, что не может ничего изменить. Вниз по склону холма, на противоположную сторону Хай-роуд, затем вверх на Йорк-хилл, мимо бунгало под названием Кэрисбрук и, минуя Болдуинс-хилл, к бетонированной площадке посреди зеленого газона, подступающего к лесу. Здесь как раз и было место, где когда-то молодые пары оставляли родительские автомобили. Сейчас это уже в прошлом, подумал Алан. Нынешние подростки запросто приводят домой любовника или возлюбленную, с которыми проводят ночь прямо в родительском доме. В его время никому бы даже в голову такое не пришло. Тридцать лет спустя его собственный сын Оуэн обратился с подобной просьбой, но Розмари тут же ответила категорическим отказом. Если бы решение этого вопроса оставили на его усмотрение, Алан не возражал бы, помня о собственных тайных встречах с Дафни в ее автомобиле. Вечером в лесу было темно, они выключали фары и предавались страсти…

Сейчас здесь не было ни одной машины. Он точно помнил, где Дафни обычно останавливала свой автомобиль, — прямо под нависающими ветвями. И ложе у нас — зелень… Она ничего не боялась, а если и боялась, то никак не выдавала этого; он же, слепо веря в разные истории про то, как юношей и девочек судили за непристойное поведение в общественных местах, боялся всегда. Но он был тогда очень молод, и его нервозность не могла воспрепятствовать непреодолимой страсти к Дафни. Он не просто хотел, он жаждал ее, и его не могла остановить даже луна, внезапно появлявшаяся из-за облаков и напоминавшая свет полицейского фонарика. Всего таких встреч у них было, наверное, больше десятка…

В отличие от других тайных посетителей Болдуинс-хилл, которые боялись возможной беременности, они с Дафни совершенно не предохранялись. Правда, она так и не забеременела.

Он ей писал, она отвечала, но потом их пути разошлись. И хотя ее семья все еще жила в Лоутоне, все-таки три месяца — слишком долгое время, когда вам чуть больше двадцати. Их переписка прекратилась, хотя однажды, два года спустя, он получил от Дафни рождественскую открытку. Теперь, стоя на небольшой зеленой лужайке и вглядываясь в темнеющие заросли, он раздумывал над тем, что мог бы ответить на то поздравление. Хотя к тому времени он уже начал встречаться с Розмари, его «детской любовью», как называла девушку его мать. В их отношениях, конечно, ничего подобного не было, поскольку Розмари берегла себя для будущего брака.

Повернувшись, он отправился обратно по Стоуни-пат и Харутер-драйв. Когда он пересекал Черч-хилл, то почувствовал внезапную усталость.