Эксклюзивный грех

Дима быстро записал фамилию в блокнот. Выстрелил следующим вопросом:

– А этот Желяев – что он за человек?

– Желяев? Очень обыкновенный. Спокойный, ровный, даже суровый. Слова из него не вытянешь.

– А они, Желяев, Шепилов и Котов, когда в университете учились, между собой ругались? Может быть, дрались?

– Дрались? Да нет, ну что вы. Никогда о таком не слышала.

– А кто он сейчас, Желяев?

– Он служит где-то в ФСБ.

– Вот как! – не удержался, чтоб не воскликнуть, Дима.

– Да, и тоже у вас в Москве. Уже в изрядных чинах. Может, полковник, а может, даже генерал.

– А не знаете, Юлия Павловна, – заторопился Дима, – они, все трое – Желяев, Шепилов и Котов, – сейчас друг с другом отношения поддерживают?

– Представления не имею. Кости Котова, как я уже сказала, на последней встрече не было. А Шепилов с Желяевым на этой встрече держались друг с другом, я заметила, довольно отчужденно. На шею, во всяком случае, друг другу не бросались. Да что вы все только о них троих расспрашиваете?

– Они чинов достигли известных, – не моргнув глазом, ответил скрытой цитатой из Грибоедова Дима. – К тому же, вы говорите, они звездами вашими факультетскими были. Стройотряды, общественная работа, самодеятельность…

– Ну, Желяев в самодеятельности никогда не блистал. Если не считать, конечно, песен под гитару. – Снегуркина саркастически скривила рот. – Причем непременно, как тогда говорили, “высокого патриотического звучания”: “Слышишь, время гудит: БАМ, на просторах крутых: БАМ!.."

– А вы не любите Желяева, – заметил Полуянов.

– Почему же не люблю? – возразила Снегуркина. – Просто я к нему абсолютно равнодушна.

Тут раздался телефонный звонок. Снегуркина сняла трубку и со сдержанной гордостью проговорила в телефон:

– У меня тут корреспонденты из Москвы. Давайте через часок, ладно?

– У меня такое впечатление, – улыбнулся Полуянов, когда та положила трубку, – что половина вашего курса в Москву уехал. Это что – тлетворное влияние фильма “Ирония судьбы”?

Снегуркина от души расхохоталась.

– Ну, бросьте, у нас и в Питере немало ребят осталось.

– А арабы у вас на курсе учились?

– Арабы?! – удивилась неожиданному повороту разговора женщина. – Нет. – Задумалась на секунду, подтвердила:

– Точно – нет. Был болгарин, трое немцев учились – естественно, из Восточной Германии, пара кубинцев… Чех по фамилии Правда. Двое монголов. Фамилия у парня монгола была, – Снегуркина улыбнулась и единым духом произнесла:

– Баззаракчагийн. А девушку звали Батджанцагийн.

– Ну, у вас и память, – восхитился Дима.

– Так ведь я старостой потока была. Помогала начальнику курса переклички устраивать. А сейчас, в феврале, приглашения на встречу рассылала… Правда, из иностранцев не приехал никто. Письма некоторые прислали. Трудно им сейчас живется, в бывших братских странах народной демократии.

– А в “академку” у вас многие уходили?

– Ну, в основном девушки, в декрет, – улыбнулась Снегуркина. – На старших курсах… У нашего курса теперь в общей сложности (мы в феврале анкеты рассылали) сто пятьдесят три ребенка, а также уже трое внуков!..

– А у вас лично?

– И у меня двое. Мальчик, – рассмеялась Снегуркина, – и мальчик. Четырнадцать лет и семь.

– Значит, вы лично в “академку” не уходили… – понимающе улыбнулся Дима.

– Бог миловал. Получала от государства полноценный больничный.

– Ну а если не в декрет, – мягко вернулся к разговору Дима, – кто-нибудь по болезни от курса отставал?

Женщина задумалась, потом покачала головой.

– Очень мало. Наташа Гринько – из-за операции… На первом курсе Эдик Мирзоев сессию не сдал и, чтоб в “академку” уйти, попросил, чтоб друзья ему руку сломали…

– О господи!.. – содрогнулась Надя.

– Да, представляете? Выпили они тогда как следует для анестезии и пошли в общаге в постирочную с ломом… Только в конце концов Эдик струхнул, и его все равно отчислили…

– Скажите, Юлия Павловна, – перебил женщину Полуянов, – ас более старших курсов, после “академки”, к вам кто-то приходил?

– Бывало. Тоже в основном под конец учебы, курсе на пятом, на дипломе: девочки из декрета.

– А из парней? – быстро спросил Дима. Снегуркина задумалась. Потом проговорила:

– На втором курсе Миша Шахновский, он из-за стенокардии год пропустил… На третьем – Сережка Бельский, он за сборную страны по гимнастике выступал, ну и побился тогда сильно… А уже ближе к диплому, на пятом курсе, к нам после “академки” пришел Коля Ефремов…

– Как? – переспросил заскучавший было Дима. В его глазах снова зажегся огонь неподдельного интереса. Надя сразу поняла почему: по одной из версий, что записывала она вчера в гостинице, убийцей их матерей был сбрендивший маньяк – а инициалы этого студента Евгения Станиславовна обозначила в своем дневнике как Н.Е. Н.Е. – Николай Ефремов. И хотя Надя мало верила в версию про маньяка-одиночку – все равно навострила ушки.

– Коля Ефремов, – ответила Снегуркина. – Николай.

– А он почему отстал? С головой были проблемы? В психушку попал?