Экскурсия в Авалон

15

– Они были как дети, – повторил Азад.

– Что, сынок, совсем никого не осталось? – поинтересовался Султан, обращаясь к Проводнику.

– Никто и никогда не встречал здесь ни одного человека, – ответил Саид. – И вообще никаких следов человеческой деятельности, я вам уже говорил, – ни развалин, ничего. Правда… – он замолчал.

– Что? Что? – возбужденно спросил Азад.

– Рустам рассказывал мне… Правда, я сам не видел, врать не буду… Далеко к западу отсюда он якобы нашел странный объект…

– Какой же?! – буквально крикнул Азад.

– Он говорил – какая-то вертикально стоящая пятиугольная плита, большая, как шкаф. И не каменная, а из какого-то непонятного материала… И на ней…

Азад больше не мог даже говорить. Он схватил Саида за руку и умоляюще смотрел на него.

– …и на ней, – продолжал Саид, – отпечатки человеческих ладоней. Двенадцать или пятнадцать, не помню точно. Вдавленные отпечатки, и ладошки маленькие, как у детей… И все отпечатки – правой руки.

– Это они прощались… – прошептал Азад, невидящим взглядом уставившись на огонь.

– Кто? С кем? – не понял Султан.

– Самые последние люди на Земле… – тихо сказал ученый. Потом он провел рукой по глазам и неуверенно рассмеялся. – Простите, – сказал он. – Просто мне так показалось. Сам не знаю, что на меня нашло… Конечно, это все мои догадки. Как оно все было – вернее, будет – на самом деле, никто не знает.

– Жуткие у вас догадки, Азад-муаллим, – сквозь зубы сказал Саид. – Просто кошмарные.

– Простите, – еще раз сказал ученый. – Это нервы. Нервы ни к черту…

– Теперь понятно, почему кто-то назвал этот край Елисейскими Полями, – задумчиво проговорил Султан. Лицо его в отблесках костра казалось лицом очень пожилой обезьяны, шимпанзе или гиббона.

– Я бы назвал этот мир скорее Авалоном, – сказал ученый и, поймав вопросительный взгляд старика, пояснил: – Древние кельты называли так блаженную страну, в которую отправлялись души умерших.

То ли Султан знал, кто такие были древние кельты, то ли не знал и это ему было в высшей степени безразлично, но он не стал больше ничего говорить, а лишь глубоко о чем-то задумался.

Азад тоже погрузился в какие-то свои мысли. Потом он неожиданно сказал:

– А вот мои студентки пишут стихи…

– Да ну? – удивился Саид. – Вы же сами говорили, что студенты сейчас пошли непутевые…

– Ну, в общем-то так, – согласился Азад. – Правда, я несколько утрировал. Не все такие, конечно. А некоторые студентки у меня просто умницы, и пишут стихи. Всякие стихи, и светлые, и безысходные… О настоящем, о будущем, о душе… У одной, помню, стихи такие сердитые… – и он, прикрыв глаза, продекламировал:

– Огонь воруя у Природы,

Глотаем едкий его дым.

Мы – поколение уродов,

Не ведающих, что творим.

Мы воду черпаем, так нужно,

Но вот уже который год

На дне колодца только лужа,

А мы стоим, разинув рот.

И, дверь раскрыв в немую бездну,

Чуть оттолкнувшись от земли,

Мы врем друг другу повсеместно,

Что для полета рождены… [10]

– А у другой студентки стихи философские, о Боге, о людях… Сейчас… – и ученый, напрягая мускулы лица, стал читать по памяти:

– Все мы ходим под Богом,

В жизни ищем свой путь,

Выбираем дороги,

Ошибаясь чуть-чуть.

Мы порою теряем

Богом данный нам клад,

Убегаем от рая

И торопимся в ад.

Продается учтивость,

Доброту не найти,

Милосердие, правду

Мы бросаем в пути.

И ошибок все больше

Набираем в багаж,

Не приходим на помощь,

Мстя, идем на реванш.

В лабиринте мы бродим,

Наше время течет,

Все под богом мы ходим,

Но не всех нас рай ждет… [11]

– Невеселые стихи, – заметил Саид после небольшой паузы.

– А, – печально сказал ученый, – какое время, такие и стихи… Хотя… – он оживился, – бывают и иные стихи, более обнадеживающие, что ли… Вот, у другой студентки – сейчас, вспомню…

Он вновь прикрыл глаза и начал декламировать: