Экслибрис

Правда, признаков камнепада не удалось обнаружить нигде – ни в жилых комнатах, ни внизу в лавке. Определенно ничего подобного тому, что случилось несколько дней назад. Мы на цыпочках прошли по сумеречным комнатам, держась подальше от окон – еще один мудрый совет Монка, – в поисках хоть какого-нибудь следа ночных событий. Но все выглядело так, словно в доме никого, кроме нас, и не было; словно последние несколько часов были всего лишь нашим общим кошмарным наваждением. Я даже нашел под лестницей свой кремневый пистолет, очевидно нетронутый. О былом пребывании незваных гостей свидетельствовал лишь слабый запах факельного дыма, подмешавшийся к спертому, но такому привычному воздуху лавки.

– Как вы думаете, сэр, кем были эти взломщики? – Как только мы оказались в привычной обстановке, Монк вновь сделался моим почтительным учеником. – Те же парни, что устроили погром, как вы считаете?

– Нет, я так не думаю. – Мы уже стояли в лавке пристально разглядывая нашу зеленую дверь. – Они ведь не рылись в наших книгах, правда? В отличие от предыдущих негодяев.

Он согласно кивнул головой, и какое-то время мы молча разглядывали все вокруг. Да, книг они явно не тронули. Все они стояли аккуратными рядами на полках, куда мы их расставили, прежде чем закрыться на ночь. Деньги наши также остались целы. Замок на железном сундуке под моей кроватью был цел и невредим, как и мешочек с монетами под прилавком в лавке и как, что более важно, соверены и бумаги, спрятанные под половицами. Из дома не пропало ни одного захудалого фартинга. Я заметил, что совершенно недоумевающий Монк продолжает вопросительно пялиться на меня.

– Тогда, может, вы считаете, что они искали именно вас?

Я пожал плечами, не в силах противостоять его оценивающему взгляду. Отвернувшись, я проверил дверной замок, который оказался нетронутым, как и все остальное. Наши взломщики, кем бы они ни были, хорошо знали свое ремесло.

Но как раз в этот момент кое-что привлекло мое внимание, какая-то грязь около двери, и я встал на колени, чтобы исследовать ее. Серые мелкие комочки почвы, песчаной на ощупь и слегка переливающейся в лучах утреннего света.

– Что это, сэр? – Монк наклонился над моим плечом.

– Ракушечник, – сообщил я ему после краткого исследования. – Известняк.

– Известняк? – Вконец озадаченный, он громко вздохнул. – Из какого-то карьера?

– Нет, не из карьера. С моря. Вот видишь? – Я сдул немного почвы, чтобы показать ему крошечный кусочек, похожий на костяной осколок. – Он образуется из прессованных ракушек – оттуда и название.

Он потрогал пальцем грязь.

– Чтоб мне провалиться, сэр. Как же могли попасть сюда эти осколки? Вы считаете, что их принесли?..

– Вот именно. – Я выпрямился, все еще рассматривая мелкие крошки почвы на ладони. – Ракушечник используется при строительстве дорог, – пояснил я. – Подъездных аллей перед особняками и так далее. Его, должно быть, принесли сюда на подошвах обуви.

Кивнув, Монк продолжал с серьезным видом смотреть на меня, словно ожидал каких-то дальнейших объяснений, от которых я уклонился. Немного погодя я отряхнул грязь с ладоней и постоял перед забранным ставнями окном. Было уже почти восемь утра. Я смотрел, как утренний солнечный свет, просачиваясь сквозь щели ставен, ложится полосками на пол сзади меня и вытравливает длинные тени на мостовой. От этих ярких световых полос у меня защипало в глазах, и колющая боль отдалась в затылке. Но я наклонился вперед и – точно так же, как поступал полдюжины раз за прошедшие два дня, – повертев головой направо и налево, окинул пристальным взглядом всю дорогу. Обычное утреннее движение с привычной какофонией громких голосов, цоканья лошадиных подков, звяканья отпираемых засовов и решеток. Перед лавками материализовались подмастерья с метлами и принялись мести пятна солнечного света.