Экслибрис

– Я не верю вам, – раздражительно проворчал я, поскольку моя ярость уже сменилась хандрой. – Я больше не верю ни одному вашему слову. Ни о Нэте Крампе, ни о чем-либо другом.

Она помолчала, с задумчивым видом покручивая прядь волос.

– Его, должно быть, убили те же люди, – наконец тихо произнесла она, скорее рассуждая сама с собой, чем поддерживая разговор, – люди, убившие лорда Марчмонта. И они же преследовали вас в Кембридже.

– Агенты Генри Монбоддо, – фыркнул я.

– Нет, – она отрицательно покачала головой. – И не агенты кардинала Мазарини. Это тоже, к сожалению, обман. Вы правы, я наговорила вам с три короба лжи. Но была и правда. Люди, убившие лорда Марчмонта, существуют на самом деле. Но неизвестно, кто их послал.

– Ох?! – Я надеялся, что в моем тоне звучит издевка. – И кто бы это мог быть?

Она уже сошла с последней ступеньки, и я вновь уловил слабый аромат виргинского табака. Но смешанный еще с чем-то. Этот резкий запах исходил от ее одежды, и мне поначалу подумалось, что так пахнет костяная мука: должно быть, Алетия занималась в саду удобрением цветочных клумб. Но чуть позже я понял происхождение странного запаха: химикаты. И не садовые удобрения, а лабораторные вещества.

– Мистер Инчболд, вам многое удалось узнать, – произнесла она наконец, словно начала заготовленную речь. – Вы меня просто потрясли. Как я и предполагала, вы хорошо справились с заданием. Пожалуй, даже чересчур хорошо. – Когда она сделала приглашающий жест рукой, я с тревогой взглянул на ее пальцы, они выглядели странно обесцвеченными. – Не желаете ли подняться со мной наверх?

Я не двинулся с места.

– Наверх?

– Да, в лабораторию. Понимаете, мистер Инчболд, именно там закончатся ваши поиски. В лаборатории.

– Какие поиски?

– Финеас, запри двери. – Она развернулась и, приподняв юбки, начала покачиваясь подниматься по ступеням. – Никого к нам не пускай. Мы с господином Инчболдом должны обсудить дела.

– Какие поиски? – вновь заорал я, чувствуя, как гнев вновь овладевает мною. Надо учесть, что у меня была повреждена нога. И я вновь потерял свое преимущество. – О чем вы говорите?

– О предмете ваших поисков, господин Инчболд. О манускрипте. – Она продолжала подниматься, всходя по этой широкой мраморной спирали. И снова ее голос отразился от стен просторного лестничного колодца. – Пойдемте, – повторила она и, обернувшись, поманила меня за собой. – Разве вы не хотите после стольких тревог и неприятностей взглянуть на «Лабиринт мира»?

Бура, сера, железный купорос, поташ… Мой взор блуждал по названиям, написанным на склянках и пузырьках, толпившихся между куполообразными перегонными аппаратами с их закрученными в спирали трубками. Желтоватые, зеленые и белые химические реактивы, а рядом химикаты цвета ржавчины и лазури. Вонь была даже более сильной и едкой, чем мне запомнилось. У меня запершило в горле и глаза начали слезиться. Купоросное масло, концентрированная азотная кислота, графит, хлористый аммоний…

Достав носовой платок, я вдруг замер, не донеся его до носа. Хлористый аммоний? Я вновь глянул на склянку, на ее бесцветные кристаллы, вспоминая рецептуру для симпатических чернил, – чернила, приготовленные с добавлением хлористого аммония, проявляются, только если сделанную ими надпись прогреть над огнем. Меня охватило волнение – с каждым мгновением усиливающееся; к тому же начала кружиться голова, словно моя лихорадка возвращалась.

– Нашатырный спирт, хлорид аммония, – пояснила Алетия, заметив направление моего взгляда. Она стояла рядом со мной, слегка запыхавшаяся по причине нашего быстрого подъема. – Неотъемлемый атрибут алхимических опытов. Арабы получают его, смешивая мочу, морскую соль и печную сажу. Первое упоминание о нем найдено в «Книге о тайне творения», сочинении, которое багдадские мусульмане приписывали Гермесу Трисмегисту.

Я молча кивнул, вспоминая мои изыскания, проделанные неделей или двумя раньше. Но вдруг я заметил еще кое-что: на три четверти опустошенную склянку с надписью «цианистый калий», стоявшую на столе перед открытым окном. Рядом темнел телескоп, по-прежнему установленный на треножник и направленный в небо. Издания Галилея и Ортелия исчезли, но их место заняла другая, более тонкая книга, едва заметная в беспорядке, царившем в этой лаборатории: пара десятков страниц, переплетенных в обложку из тисненой кожи.

– Эта лаборатория принадлежала моему отцу, – продолжила Алетия, переходя к столу. – Он устроил ее в подвале, где проводил множество разных опытов. – Сделав паузу, она наклонилась к столу и взяла склянку с цианистым калием. – Но для моих целей мне потребовалась комната с хорошей вентиляцией.

Я с тревогой смотрел, как она открывает яд. Выплеснув гнев в атриуме, я, однако, еще пребывал во взвинченном состоянии. И также в некотором смущении. Все это было так не похоже на меня. Я уж подумал, не стоит ли принести извинения, – а спустя мгновение еле совладал с очередной волной гнева и жалости к самому себе.