Экслибрис

Две сотни фунтов за книгу? Сняв очки, я принялся энергично протирать линзы полой куртки. Мое любопытство начало пробиваться на свободу из крепких оков, которыми я сковал его. Две сотни фунтов за одну-единственную книгу? Неслыханно. Смехотворно. Половину всего моего магазина можно приобрести за такую цену. Какая книга может стоить таких денег? Даже «Исповедь» Блаженного Августина в издании знаменитого Какстона – этот экземпляр я вчера мельком видел в ее библиотеке – не стоила таких больших денег.

Я вновь нацепил очки и на мгновение умолк. Алетия молчала, ожидая моего ответа. М-да… Что, в сущности, я теряю? Возможно, мне вовсе и не понадобится путешествовать. У меня имеется множество посредников: толковые партнеры в Оксфорде, Париже, Амстердаме и Франкфурте. А Монку вполне можно поручить прочесать все книжные лавки Патерностер-роу и Вестминстера или любые другие места, куда я сочту необходимым послать его. И кроме того, по моим представлениям, эта книга уже сейчас могла просто стоять на моих ореховых полках. Славно, да? Случались и более странные вещи. В конце концов, я точно знаю, что на моих полках имеется книга Уолтера Рэли «Открытие обширной, богатой и прекрасной Гвианской империи» – пятое название в списке, подмеченное мною чуть раньше.

Повернувшись, я взглянул на нее. Почти против воли я протянул руку, чтобы скрепить договор.

– Итак? Могу я поинтересоваться, каково же название столь ценной книги?

После полудня я уже плюхнулся на сиденье кареты, готовой отвезти меня обратно в Лондон. Впервые за много часов – за несколько дней – я почувствовал себя спокойно. Финеас щелкнул кнутом, и лошади рванулись вперед, чахлые деревья пролетали мимо боковых окошек. Но чуть позже, приблизившись к арке, мы едва не столкнулись с одиноким всадником, полным ходом скачущим в сторону дома.

– Сэр Ричард!

– Эй ты, старый болван! Прочь с дороги!

– Слушаюсь, сэр Ричард!

Финеас резко дернул поводья, круто поворачивая в сторону. Сильно накренившись, карета выехала на травянистую обочину, где правое переднее колесо натолкнулось на камень и нырнуло в канаву. Слетев с сиденья на пол, я вывихнул бедро. Всадник пришпорил лошадь, гнедую кобылу, и с кличем, напоминающим вороний грай, пролетел мимо моего окна.

Когда я привел себя в порядок, мы уже выбрались из канавы и проезжали под аркой. Скривившись, я развернулся назад и поднял кожаный клапан овального заднего оконца. Мне удалось увидеть, как всадник спешился и склонился в поклоне перед Алетией, а она, сделав реверанс, протянула ему руку. Она уже переоделась в амазонку в ожидании его приезда – и, видимо, последующей верховой прогулки. Ее гость был здоровым малым в старомодном плоеном воротнике, похожем на мельничный жернов, и высокой шляпе с пурпурной лентой, которая судорожно подергивалась на ветерке. Они застыли на мгновение между крыльями Понтифик-Холла, который, точно старинная рама, вмещал в себя две написанные маслом фигуры. Затем мы свернули за угол – и эта картина исчезла за полуразрушенной стеной и буйными зарослями живой изгороди.

– Сэр Ричард Оверстрит, – крикнул Финеас, на сей раз решивший добровольно поделиться информацией. – Сосед. Надумал взять леди Марчмонт в жены.

– Неужели?

– Не удивлюсь, если он добьется своего еще до конца года. Негодяй, сэр, если вы спросите меня, – подытожил он с необычной для него страстностью.

– Да?

Но Финеас уже сказал все, что хотел. Больше никаких откровений не предвиделось. Все три дня мы ехали в мрачном молчании.

Но случай этот странно на меня подействовал. Гнев и раздражение улетучились, уступив место иному чувству. Ведь вчера в какой-то момент в моем спокойном существовании образовалась некая трещина. В беспорядочных потоках воспоминаний стали отчетливо вычленяться образы Алетии. Стоило мне закрыть глаза, как эти струящиеся ручейки памяти приносили мне живые картины: вот она склоняется над книгами, сдувает пыль с корешков или проводит кончиками пальцев по их переплетам, словно исследуя изгибы любимого лица. Однажды она даже поднесла книгу к губам и, закрыв глаза, вдохнула ее запах с таким наслаждением, словно перед ней была благоухающая роза.