Экслибрис

Все четыре луны Юпитера, даже самая большая из них — Каллисто, слишком тусклы, и их невозможно увидеть невооруженным глазом. Зимней январской ночью 1610 года Галилей первым разглядел их, сконструировав телескоп с тридцатидвухкратным увеличением: четыре спутника вращались вокруг Юпитера с периодами от полутора до шестнадцати с половиной дней. Четыре новых мира, не виданные доселе ни древними, ни новыми учеными. Он опубликовал свое открытие в Sidereus nuncius, или «Звездном вестнике», и в течение года его открытия подтвердили астрономы-иезуиты в Риме и Кеплер в Праге. Их также подтвердил германский астроном Симон Мариус, который и дал им имена: Ио, Европа, Ганимед и Каллисто.

Потрясающее открытие Галилея сразу же вызвало множество горячих дискуссий. Мало того что эти четыре новых спутника не согласовались с Писанием — они заставляли усомниться в словах Аристотеля из сочинения De caelo[71] о том, что звезды неподвижны в небесах. И что хуже всего, они противоречили описанию Вселенной, данному в другой славной книге, Птолемеевом «Альмагесте». Главным возражением противников учения Коперника было то, что если Земля не центр Вселенной — почему же вокруг Земли, и только вокруг Земли, вращается Луна? Но вращения лун вокруг Юпитера подвели Галилея к осознанию того, что звезды могут вращаться вокруг планет и одновременно сами планеты — вокруг Солнца. Юпитер и его четыре спутника стали для Галилея моделью Земли и ее собственной Луны. И действительно, в 1613 году он написал в дополнении к своим письмам по поводу солнечных пятен — в которых он полемизирует с астрономом-иезуитом Кристофером Шайнером, — что луны Юпитера, вне всяких сомнений, доказывают правильность теории Коперника.

Но для Галилея эти луны имели также тайное практическое значение, которое он хранил даже под более строгим секретом, чем свою приверженность учению Коперника. Галилей, конечно же, был весьма практичным человеком. Он бросал пушечные ядра с Пизанской башни, чтобы опровергнуть теорию движения Аристотеля, а в Падуе в Auditorium Maximum учил студентов новейшим методам фортификации и конструирования артиллерийских орудий. Итак, он понял, что спутники Юпитера — и, в частности, их затмения, случающиеся, когда они проходят за планетой, — можно использовать для решения древней проблемы нахождения долготы в море; за разрешение этой задачки король Испании посулил вознаграждение в 6 000 дукатов, а Генеральные штаты Нидерландов попытались превзойти его, пообещав 30 000 флоринов. Подписанное в 1609 году перемирие между двумя этими странами вскоре должно было закончиться, конечно если пушки не заговорят до срока. Новая война грезилась и испанцам, и голландцам, сражавшимся не только на старых европейских полях сражений, но и среди островов Тихого океана. Собственно говоря, уже сообщалось о нескольких нападениях голландцев на presidios[72] Тьера-Фирме. И вот тогда-то Галилей, истый католик, вычислил таблицу затмений и обратился к Филиппу III через посредство тосканского посла в Мадриде. Эти таблицы — залог испанских удач в Тихом океане — предсказывали время начала и длительность затмений каждого спутника: их затмения, подобно нашим лунным, происходили в одинаковое время в любой точке Земли. В отличие от лунных затмений, однако, они случались гораздо чаще, в случае Ио — почти ежедневно. Поэтому Юпитер и его спутники могли служить своеобразными небесными часами, показывающими разницу времени между любыми двумя точками на Земле любому человеку, способному предсказать их затмения.

— К середине тысяча шестьсот пятнадцатого года агенты «партии войны» и голландской Республики соединенных провинций присылали из Мадрида сообщения о том, что испанские корабли в Тихом океане начали пробные плавания с использованием таблиц Галилея. Эти таблицы, разумеется, были строго секретными. — Алетия шла на два шага впереди меня, показывая путь по затемненному коридору, ковер которого уже пропитался водой. — Галилей никогда не упоминал о них в своих трудах.

— И «Сакра Фамилиа» была одним из таких кораблей?

Она кивнула.

— Сэр Амброз читал все сообщения, поступавшие в Ламбетский дворец, и потому ему сразу вспомнилось название этого корабля, как только он прочел его на доске.