Экспансия-1

– Может быть, хотите перекусить, Брунн? – спросил Кемп. – Здесь есть довольно хорошие худиас, очень вкусный сыр…

– У вас жена, случаем, не испанка?

– Немка.

Его ко мне подвели американцы, подумал Штирлиц; он выполняет чужую работу, немец не предлагает еду незнакомому и не потому, что он плохой человек, просто такое не принято; традиции, будь они неладны; впрочем, немца могут раздражать наши горцы, которые угощают незнакомого путника, зашедшего в дом, самым лучшим из того, что у них есть; немец будет думать, чем он может отплатить, сколько это стоит, чем такое вызвано? Господи, какой маленький мир, но как он разностей, разгорожен, взаимоневедом…

– Но я не смогу ответить вам тем же, – заметил Штирлиц. – Я весьма ограничен в средствах.

– ИТТ хорошо платит своим людям. Какие языки вы знаете?

– Английский и испанский.

– В совершенстве?

– А оно существует? По-моему, совершенство возможно лишь тогда, когда Бог сойдет на землю.

– Не знаю… Во всяком случае, я, не дожидаясь пришествия, в совершенстве освоил мое дело.

– Позволяете себе вольнодумствовать в католической стране? Это не против инструкций ИТТ?

– Вы набожны?

– Черт его знает… Суеверен, во всяком случае.

– Все суеверны… Так что намерены отпробовать? Сыр или худиас?

– А еще что здесь дают?

– Жареное мясо, – Кемп кивнул на камин. – Фелипе сказочно готовит мясо на ивовых прутьях. Чертовски дорого, но зато очень вкусно… Можно попросить зажарить на углях тручу, совершенно сказочная еда…

– Тогда угостите меня соленым сыром, совершенно сказочной тручей[10] и тинто[11].

Ну, валяй, реагируй, Кемп, подумал Штирлиц. Труча – это царская еда, и платят за нее по-царски. Давай, инженер, закажи тручу себе и мне, тогда я до конца поверю в то, что ты не случайно появился на дороге.

– Дон Фелипе, – крикнул Кемп, и Штирлиц сразу же понял, что этот человек служил в армии. – Сыр и тручу для сеньора, бутылку тинто, а потом два кофе, из тех зеленых зерен, что вы показывали мне в прошлую пятницу.

– Да, сеньор Кемп. Какое тинто хотите попробовать? Есть вино из Каталонии, очень терпкое; есть из Малаги, то, что вы как-то пили, густое, с черным отливом.

– А что вы порекомендуете моему гостю?

– Тинто из Каталонии интересней, мне его привозят не так уж часто.

– Рискнем? – спросил Кемп.

– Тот не выигрывает, кто не рискует, – согласился Штирлиц. – Я здорово голоден, опьянею, в горах делают крепкое вино.

– Ну и что? Пьянейте на здоровье, я отвезу вас домой.

– Спасибо.

– Вы никогда не пробовали работать с техническими текстами, Брунн?

– Нет.

– А потянете?

– Можно попробовать.

– Это у нас, немцев, можно пробовать. Американцы другие люди, они сразу же задают вопрос: «Можете или нет?» Отвечать следует определенно, с ними надо идти в открытую.

– Во всем?

– Что вы имеете в виду?

– Да ничего особенного… Просто вы с ними работаете, вы, видимо, знаете, можно ли с ними идти в открытую во всех вопросах или что-то надо придерживать.

– Черт его знает. Скорее всего, надо идти в открытую во всем. Они ведь как дети, очень доверчивы и поддаются уговору. Им надо объяснить все, от начала и до конца, как в школе. Если они поймут и поверят, то лучших компаньонов и быть не может.

– Да, они славные люди, я с вами согласен… Но ведь они испытывают на себе влияние тех, против кого мы, немцы, так активно выступали в минувшей войне…

– Мои боссы этого рода влияниям не подвержены, – отрезал Кемп. – Цветных и славян компания не держит, в этом смысле можете не тревожиться.

Штирлиц усмехнулся:

– А я и не тревожусь. Я лишен предрассудков, тем более сейчас за это больше некому карать, все рассыпалось.

Дон Фелипе принес сыр, зелень, вино в темной высокой бутылке, расставил все это на белой бумажной скатерти и спросил:

– Тручу прожаривать или вы любите ее сыроватой?

– Почти сырой, – сказал Штирлиц. – Только одной я не удовлетворюсь. Голоден. Мой друг сеньор Кемп, думаю, угостит меня тремя, а то и четырьмя тручами. Это сколько порций?

– Четыре, – ответил дон Фелипе. – Рыбы очень большие, сегодня утром еще плескались в водопаде, мясо прекрасное, очень нежное.

– Выдержите четыре порции? – спросил Штирлиц, не глядя на Кемпа, понимая, что на лице у того сейчас должно быть смятение. – Или я разорю вас?

– Да хоть пять, – ответил Кемп, и Штирлиц до конца убедился в том, что это человек есть продолжение того, что началось два часа назад на авениде Хенералиссимо, когда к нему подошел Джонсон.

– Тогда пять, – сказал Штирлиц. – Я осилю.

– Вот и прекрасно, – улыбнулся Кемп. – Труча вам наверняка понравится, припеченная корочка совершенно поразительна, у дона Фелипе свой рецепт.

– Вы можете пить? Или за рулем боитесь? – спросил Штирлиц.

– Боюсь, но буду. И потом, гвардиа сивиль[12] на этой дороге не свирепствует, они психуют по тем трассам, где Франко ездит на охоту.

Кемп разлил тягучее длинное вино по грубым стаканам и чокнулся со стаканом Штирлица:

– За несчастных немцев.

– За них стоит, – согласился Штирлиц. – Чтоб не были такими доверчивыми.

– Как вас понять?

Штирлиц выпил, смакуя, очень медленно, вбирающе; пожал плечами: