Экспансия

– Ну да… Мы, славы, мягкосердечные. Женщину трогать, хоть и людоедка она, душе противно… Она, видно, сообразила, что к чему, теперь смеётся над нами.

Князь вздохнул:

– Хоть что-то сказала?

Оба дружно замотали головой.

– Нет, княже.

Ратибор подошёл поближе к пыточному колесу, посветил себе лампой… и едва не охнул: лет семнадцать ей… Не больше. И череп не сплюснутый. Коли не знать – так и не скажешь, что из людоедов. Щёки чистые, без картинок этих синих… Разжал её рот, хоть та изо всех сил мотала головой – зубы целые на диво! Без дырок, в которые нефрит вставлен… Это что получается – майя стали лазутчиков готовить? Где же они таких вот целых, не исписанных, не изрезанных берут? Плохо дело.

– Спроси, как её имя.

Толмач пролаял вопрос, но пленница отвернулась в сторону. Князь ухватился рукой за подбородок, но та вырвала голову и смачно плюнула ему в лицо… Все замерли – и палач, и переводчик. А девушка злорадно оскалила зубы, что-то быстро заговорила, спеша до того, как её убьют.

– Она вещает, княже! Говорит, что настанет день – и придут истинные воины, и уничтожат всех бледнокожих и их приспешников, и сложат из их сердец пирамиды выше самых высоких гор, и воссияет вновь сила майя, которым суждено править самим Временем…

– Вон, оба!

В глазах Ратибора вспыхнул жуткий свет гнева, и под их взглядом вещунья начала затихать.

– Что не ясно?!

Оба слава торопливо выскочили прочь из камеры пыток и услышали, как позади лязгнул засов, запирающий массивную дверь. Толмач сделал знак, отгоняющий нечистую силу:

– Озверел наш князь… Как пить дать убьёт!

– Не убьёт… Но изувечит точно!

Прислушались, но дверь была сделана на совесть, почти ни звука не доносилось из-за массивных плах красного дерева. Потом вдруг пленница дико завопила, но крик резко оборвался, будто ей вогнали кляп в рот… Снова тишина… Прошло примерно с полчаса.

– Всё. Кончил её князь…

В этот момент лязгнул засов, и на пороге вырос Ратибор с укрытым плащом безжизненным телом на руках.

– В порубе где место есть получше?

Палач мгновенно откликнулся:

– За мной, княже…

Открыл дверь – князь окинул взглядом комнатку. Сухо. Чисто. Кровать с тощим матрасом. В углу – лохань деревянная с водой. И – кольцо в стене. Аккуратно положил тело на ложе. Палач за спиной шумно вздохнул с облегчением – жива, знать. Не убил её Бешеный…

– Цепи дай.

– Какие, княже?

– Ошейник да кандалы ручные и ножные.

– Сейчас, княже.

Метнулся наружу, через несколько мгновений вернулся назад.

– Да, платье принеси. Чистое. Всё равно какое. Лучше мужское.

Пока палач бегал, всмотрелся в прикрытую плащом фигуру – что же он наделал?! Как только мог?! И с кем! С людоедкой…

Палач вновь появился, сложил стопку из хлопковых брюк и рубахи рядом. Ратибор махнул рукой – иди. Тот, поклонившись, вышел. Князь вздохнул, развернул одежду – великовата, естественно. Ну да пойдёт… Осторожно натянул на обнажённое тело мягкий хлопок, затем приступил к оковам. Браслеты на руки. Чуть больше – на лодыжки. Обруч на пояс. Ошейник… Цепь к стене… Закончил вроде. Поднялся, забрал свой плащ, в который закутал пленницу, когда выносил из пыточной. Вышел наружу, сурово взглянул на обоих тюремщиков, ожидавших его за углом коридора:

– Беречь пуще глаза своего. Пальцем не сметь трогать. Кормить – нормально. Пока тут посидит. Буду уезжать в Славград – заберу. До той поры чтобы жива осталась. И – ни слова никому, ясно?!

Закивали. Ратибор развернулся, пошёл прочь.

…С утра себе князь места не находил после вчерашнего. Ну как только мог он гневу поддаться, на девку-людоедку позариться? Бродил по горнице половину утра, потом плюнул, оседлал коня, взял с собой Добрыню да поехал к рыцарям. Те бодрые, в чистой одёже, себя в порядок приводят: бреются, доспехи свои чистят, мечи точат. Некоторые занимаются. Увидели князя, склонились в поклоне. Тот не стал ничего говорить, хотя не по нраву ему такое раболепие. Позвал в сторонку командира, начали разговаривать о том, что решили вчера Крок и Ратибор.