Экспансия

– Не подведу государь! – отвечал комбат полностью уверенный в своих словах и в своей силе. – После твоей ратной науки надо быть совсем дурнем, чтобы я с моим батальоном кому – либо дал бы себя разбить!

– Учти! Враг тоже учится глядя на нас.

– Для этого, Владимир Изяславич, врагу надо было от тебя живым уйти и где – либо затаится, а таких ворогов, прошедшим славным летом, на моей памяти не было! – хитро улыбнулся комбат.

– Всё равно, не переоценивай свои силы!

Перед отплытием, оставляемому в Минске батальону было выдано жалование и положенная им часть трофеев, с остальными расчёт будет произведён по прибытию в Смоленск.

Полоцк встретил меня и возвращающиеся с похода войска как родных. Не знаю, но, наверное, помимо прочего, свою роль сыграли развернувшиеся в городе подготовительные мероприятия по случаю предстоящего бракосочетания смоленского государя и местной княжны Параскевы Брячиславны. В той истории она вышла замуж за Александра Невского и народила ему целую кучу детей: одну дочь и четверых сыновей – будущих правителей Московского царства – государства.

Сейчас на Руси брачным возрастом для мужчин считались 15 лет, для женщин – 13–14, поэтому по всем параметрам мы с невестой друг другу подходили.

На венчание из Смоленска в Полоцк приплыла представительная делегация во главе с епископом Алексием. По негласному ранжиру он теперь считался старшим над своим Полоцким коллегой Симеоном. Полоцкий епископ «добровольно» отменил взимание церковной десятины и также «добровольно», в неофициальном порядке, признал приоритет над собой светской власти в лице смоленского государя. Впрочем эти нововведения Симеону, совсем не склонному к стяжательству, дались куда легче, нежели смоленскому владыки. Сильно на него давить в этих вопросах или угрожать убийством не пришлось.

Епископ Симеон происходил из рода Изяславичей, князей Полоцких, а потому относился ко мне настороженно. Сам по себе Симеон был человеком неплохим, даже добродетельным, особенно на фоне некоторых его коллег по цеху. Помогал нищим, сиротам и вдовицам, богатеев осаживал, на людских горестях не наживался. Но полностью и бесповоротно, а самое главное, вполне искренне, он перешёл на мою сторону, что называется и душой и телом, когда я в приватной беседе с ним рассказал о своих планах относительно планируемого мной наложения запрета на рабство и рабовладение православным людом. Хоть я сразу и предупредил его, что это дело отнюдь не завтрашнего дня, но Симеон мне почему-то безоговорочно поверил.

Ещё одним немаловажным моментом было то, что эти два епископства дружно положили «болт» на киевского митрополита и константинопольского патриарха, не признавая ни словом, ни делом отлучение от церкви Смоленского правителя. А так, случавшиеся периодически внутренние мелкие дрязги Симеона и Алексия меня занимали мало. Большего от них мне пока и не требовалось!

Казалось, весь город готовился к предстоящему торжеству. Но, естественно, особенно заметны эти приготовления были в тереме. Слуги стелили дорогие персидские ковровые дорожки, готовилась пища не только в тереме, но и с многих боярских усадеб свозился во дворец различный провиант. А я, наплевав на все запреты, любовался Параскевой, вокруг которой хороводом кружили портнихи, подгоняя по фигуре наряд невесты – платья с серебро– и золототканой окантовками.

Церемония бракосочетания происходила в центральном храме города – Святой Софии. Храм изнутри освещался сотнями огоньков восковых свечей вставленных в позолоченные подсвечники и паникадила. Во время службы дьяконы усердно размахивали тяжёлыми кадилами, хористы, своими лужеными глотками, громогласно выводили какой – то малопонятный молитвенный речитатив.

Все присутствующие на венчании гости старательно крестятся, отвешивают земные поклоны. Нас с Параскевой сам епископ провёл вокруг аналоя. В завершении к нам поднесли для целования крест, Параскева, согласно чину, опустилась на колени.

Епископ Алексий выступил с благословенной речью:

– Днесь таинством Церкви соединены вы навеки, да вместе поклоняетесь Всевышнему и живете в добродетели. Добродетель ваша есть правда и милость. Государь! Люби и чти супругу, а ты, христолюбивая государыня, повинуйся мужу. Как святый крест – глава Церкви, так муж – глава жены!

Выйдя из собора, я украдкой разминал затёкшие ноги, оцепеневшие от бесконечного стояния в церкви. Параскева, теперь уже официально государыня, принялась собственноручно раздавать милостыню, вбрасывая в шумные, ликующие народные толпы горсти латунных монет смоленской чеканки. Хорошо, что было выставлено усиленное оцепление, выдержавшее ломящиеся толпы к месту раздачи наличности.

Затем, уже в тереме, начался честной пир. В трапезной столы на три сотни самых почётных гостей ломились от яств и пития. Гости принялись насыщаться, зазвучали здравницы. Параскеве я собственноручно подарил диадему инкрустированную драгкамнями.