Экспансия I

— Именно… Вот почему меня прежде всего интересует Аргентина… Но об этом позже… Самое главное заключается в том, что один мой друг сумел отправить на это совещание в Страсбурге своего человека… нашего верного товарища… И запись бесед, которую он сделал, ушла в государственный департамент… Об этом отчего-то вспомнили лишь в конце прошлого года, доктор… Но до сих пор никто не хочет всерьез заняться тем, чтобы выяснить: какие же фирмы в мире стали ныне тайными филиалами НСДАП? Кто из них отчисляет деньги тем руководящим нацистам, которые скрылись? Каким образом строится их работа сегодня? Вы помните, я спрашивал вас, как может быт налажена инфильтрация нацизма в демократическое общество? Теперь вы понимаете, что мой интерес не носит характер абстрактный, дядя бесится с жира, ему скучно, вот он и пустился в рискованное предприятие, желая пощекотать нервы… Я долго ждал, доктор, пока мои друзья дома начнут трясти нацистов, но ведь Круппа освободили от суда… Но ведь Стиннеса освобождают от суда… А ведь именно он отправляет посылки в тюрьму заместителю Гейдриха доктору Висту, который сделал из Дании концлагерь… Но ведь отказались выдать Будапешту доктора Бехера, который сжег полмиллиона венгерских евреев… Но ведь молчат о нацистских активах в Нью-Йорке, о том, что и у меня на родине могут работать филиалы нацистских фирм, созданных на деньги НСДАП после того, как об этом договорились в Страсбурге… Зато очень громко заговорили о том, о чем говорили все эти Бисты и Бехеры во времена Гитлера — о кознях Эйслеров и Брехтов… А это чревато только одним, доктор… Это чревато новой дракой… Вы немец, вы знаете, что это такое, поэтому я решил поставить на вас… И еще потому, что вы хорошо рисуете… Я вижу в вашей живописи второй смысл… И потому еще, что вас слишком явно подставлял Мюллер в деле с Рубенау и Фрайтаг… Ну и, наконец, потому, что вы не полезли во внутренний карман моего пиджака, когда я растекся пьяным блином на этой скамейке…

Штирлиц снова похлопал себя по карманам; Роумэн достал пачку сигарет, положил на скамейку и подтолкнул их пальцем.

— Спасибо, — сказал Штирлиц. — Только вы ничего не сказали о том, как быть с ИТТ и Кемпом… Они — сильные люди, и у них есть какой-то интерес ко мне, зря они не благодетельствуют. Меня взяли туда по вашей просьбе?

— И по моей тоже… Но, вы правы, Кемп ведет свою партию, он служит мостом между нацистами в Европе и нацистами в Латинской Америке…

— Как я могу исчезнуть отсюда? Почему вы думаете, что я приживусь в Буэнос-Айресе?

— Потому что территория Аргентины во много раз больше здешней. Потому что там вы начнете все сначала. Потому что туда вы приедете без хвоста…

— У вас готова для меня легенда?

— Нет. Ею мы займемся вместе. Вы сделаете все, чтобы подойти к Людовиго Фрейде… Он живет в Буэнос-Айресе… Именно он был тем человеком, кто получал деньги нацистов и обращал их на приобретение земель, фирм и банков в Аргентине. Именно он стал ныне казначеем НСДАП. Именно он есть ключевая фигура в той работе, которой вам придется там заняться…

— Если меня не шлепнут, чего можно ждать в будущем?

— Чего хотите.

— Это не ответ.

— Я спрашиваю: чего вы хотите?

— Чистого паспорта и свободы передвижения без постоянной слежки.

— Второго не обещаю, первое — гарантирую.

— В качестве кого я поеду в Аргентину?

— Я же сказал, об этом будем думать вместе.

— Как зовут того человека, который отправил в Страсбург вашего друга?

— Не комментируется.

— Но его звали не Грегори Спарк?

Роумэн быстро глянул на Штирлица:

— А если и так, то — что?

— Ничего… Просто вы мне дали голую информацию, а в таком деле важна любая подробность, любое имя, слово, цифра…

— Этим человеком был я, доктор. Ясно? Я держу в руках нити, но все они оборваны… Вам не приходилось заниматься у Шелленберга Латинской Америкой?

— Нет.

— Вы там никогда не жили?

— Нет.

— Но какие-то имена из агентуры или сотрудников СД вам могли попадаться, пока вы работали у Шелленберга?

— Вряд ли… Хотя я не исключаю такой возможности…

— Фамилия Зандштете вам говорит что-либо?

— Что-то слышал.

— Что именно?

— Сейчас не помню.

— А две буквы — ФА?

— Что это? — лениво поинтересовался Штирлиц.