Экспансия I

Служанка усадила Харриса в гостиной и принесла подборку журналов — сплошные фото, минимум текста, в стране сорок процентов неграмотных, чем меньше люди читают, тем надежнее спит генералиссимус; впрочем, понятие «спит» в данном случае неверно, спать человек может и в тюремной камере; чем меньше читали испанцы, чем страшнее свирепствовала цензура, тем большими становились охотничьи угодья Франко, тем невероятнее делалась его коллекция охотничьих ружей, тем большие вклады вносились его полумонаршей супругой на счета швейцарских банков, тем активнее налаживались ее связи с деловым миром, который был заинтересован в ней как в человеке, влиявшем на дедушку. Перед выездом из Лондона Харрис получил доверительную информацию о том, что сеньора Франко готовится к тому, чтобы через подставных лиц приобрести контрольный пакет акций крупнейшей торговой фирмы Испании «Галереас Пресиадос», магазины разбросаны по всей стране; туфли, рубашки, кухонная утварь, пальто, народные ремесла, радиоаппаратура, рояли, проигрыватели, духи, мыло, носки, пледы, посуда — все отрасли испанской, да и не только испанской, промышленности были завязаны в «Галереас», да здравствует коррупция, основа основ тоталитарного государства! Не проблемы национальной экономики, не попытка превращения страны из сельскохозяйственного придатка Европы в индустриально развитую державу, не вопросы, связанные с необходимостью повышения стандарта жизни, но лишь расхожее, не зафиксированное в официальной прессе выражение «я — тебе, ты — мне» определяло суть происходившего во франкистской Испании.

Ты вносишь на счет сеньоры миллион песет, а она делает так, что ты получаешь самый выгодный заказ от правительства на разработку новых пластмасс для нужд армии, но при этом половина этой «военной» продукции уходит именно на сугубо мирные прилавки ее магазинов.

Ты даришь дочке сеньоры бриллиантовое кольцо в восемь каратов, а она устраивает так, что ту ссуду, которую ты столь тщетно добивался пять лет, легко и просто дает правительство, используя свои, опять-таки коррумпированные, связи с банками.

Она назначает тебя — приказом дедушки — заместителем министра промышленности, а ты, в свою очередь, помогаешь той фирме, которую тебе назовут, заключить сделку с бразильской корпорацией; деньги должны быть переведены в швейцарский банк; проценты, которые нарастут за полгода (что-то около шести, все зависит от величины суммы), делятся между сеньорой, тобою, заместителем министра и хозяевами заинтересованной фирмы.

Интересы народа? А что такое народ? Бессловесное быдло! Все решает элита, она и движет страну вперед, не эти же темные и безграмотные Педро, Мигели и Бласко! Что они вообще могут?! Пусть слепо повторяют слова дикторов радио и цитаты из статей в «Пуэбло» и «Ой», пусть цепляются за то нищенское благополучие, которое им дал дедушка: действительно, голодных, которые бы умирали на улицах, больше нет, каждый может заработать не только на хлеб, вино и хамон, но даже на красивое платьице дочери, чего им еще надо?! Равенство — это миф, утопия, зловредный вымысел русских марксистов, чем скорее люди забудут об этом, чем скорее предадут анафеме, тем лучше; непокорных можно перевоспитать в тюрьмах, этому научились за десять лет диктатуры, тем более было у кого учиться, — Гитлер вполне надежный наставник.

Одна из целей поездки Харриса в Испанию и заключалась в том, чтобы проникнуть в тайну механики «мадридского двора» — с одной стороны (это для пользы дела, «Бэлл» должна знать, как следует поступить, главное — понять скрытые пружины и тайные лабиринты ходов к Франко), с другой — написать в «Мэйл» обо всем этом чудовищном, алогичном, временном, но пока еще могущественном, что царило за Пиренеями, и, наконец, выполнить доверительную просьбу генерала Гринборо, из разведки.

Но, прилетев в Мадрид, Харрис несколько растерялся от того обилия информации, которое он получил в первую же неделю; надо было отдышаться, привыкнуть к испанским темпам, темперамент совершенно африканский, сто слов в минуту.

Вот он и решил отправиться в Бургос, тем более что образ Клаудии — он это понял по-настоящему, лишь вернувшись в Испанию, — постоянно жил в нем все эти годы.

...Служанка внимательно оглядела Штирлица и Пола, выразила сожаление, что сеньоры не позвонили, она бы предупредила их, что сеньора вернется лишь через полчаса — «у нас уже есть один гость, если вы намерены подождать, пожалуйста, пройдите в гостиную».

— Меня зовут Бользен, — сказал Штирлиц служанке. — Макс Бользен, запишите, пожалуйста. Если сеньора позвонит, скажите, что я не мог не припасть к ее ногам после стольких лет разлуки. А что, сеньора уехала с сеньором?

— Сеньора живет одна, — ответила служанка, — проходите, пожалуйста.

Они вошли в гостиную; Харрис поднялся, молча кивнул, еще раз посмотрел на Штирлица, нахмурился, силясь вспомнить что-то, поинтересовался:

— Мы не могли с вами где-то встречаться ранее?

Штирлиц пожал плечами:

— Мы встречались последний раз здесь, у Клаудии, накануне моего отъезда...

— Вы — немец?