Экспансия I

Макайр побледнел до синевы; Даллес заметил, что собеседник, видимо, бреется чуть ли не от самых век — так щетинист; борода бы закрыла все лицо, не скоблись он столь тщательно (видимо, два раза в день).

— Что будем делать? — спросил Даллес, не назвав его ни «мистером Макайром» — если бы понял, что имеет дело с дурнем, ни «Бобом» — как называл его всего пять минут назад.

Макайр хрустнул пальцами, что было противоестественно всему его физическому и духовному строю: тяжелый, сильный, самовлюбленный, уверенный в будущем, он сломался, пальцы крутил, словно девушка на первом приеме у гинеколога, и смотрел на Даллеса испуганными глазами, ставшими похожими на рачьи — так они были выпучены и круглы, безо всякого выражения, один лишь нервический блеск...

— Я не знаю, Аллен... Это такой ужас... Вы должны помочь мне...

— Как? — поинтересовался Даллес. — Каким образом?

— Я не знаю... Не мне вам подсказывать... Я готов на все, я...

— А на что вы можете быть готовы? На то, чтобы мы забросили вас в Японию и вы принесли сведения, что Шелленберг не переслал японцам вашу информацию? Или успокоили Трумэна, что копия ваших шифровок не попала в Кремль?

— Моих шифровок?!

— А что, Кохлера я привез в Штаты? Или Геверниц?

— Но я даже не мог себе представить...

— Ладно, Боб, — сказал Даллес, понявший за эти мгновения то, что ему хотелось понять, — пишите на мое имя письмо... Абсолютно честное, со всеми подробностями, не стараясь выгородить себя... Изложите дело так, как вы бы его рассказывали богу. Завтра вечером ваша исповедь должна быть у меня. Я попробую погасить пожар. Я на вас ставил, Боб, и мне очень горько, что вы невольно сработали на руку Гитлеру... А сейчас — выше вашу красивую голову с ранней сединой! Храните улыбку и думайте о том, что у вас есть друзья, — это помогает жить.

— Но мне, право, не в чем исповедоваться, Аллен! Не думаете же вы, что за этим стояла какая-то корысть?

— Боб, только не делайте ошибки. Вы на грани того, чтобы сделать непоправимую ошибку: то есть сказать мне половину правды. Я знаю, как делают суперагентов. Я наблюдал за работами, подобными вашей с Кохлером, и смотрел на это сквозь пальцы, потому что с самого начала догадывался о случившемся и страховал моих мальчиков. Я понимаю, как страстно вам хотелось выскочить. Боб, я все это прекраснейшим образом понимаю... Но как все случилось? На чем вас обошел Кохлер? Почему вы решили безусловно на него поставить — напишите мне об этом... В конце концов я должен убедиться в мере вашей искренности... Вы же, надеюсь, не предполагаете, что я пойду на укрывательство врага, даже если он мне и симпатичен... Я могу простить ошибку, но не предательство.

— Зачем писать? — тихо спросил Макайр. — Вы и так все поняли... Верно поняли... Это была ставка моей жизни... Неужели вы не верите мне?

— Верю, — ответил Даллес, упершись своими мудрыми добрыми глазами в его расширившиеся зрачки. — Но мне нужна гарантия, Боб. Жизнь приучила меня страховать рискованные предприятия.

Через три дня после того, как «исповедь» была получена, Даллес встретил Макайра в государственном департаменте, встретил «совершенно случайно», обменялся рукопожатием и, не выпуская изо рта свою прямую английскую трубку, сказал так, что это было слышно только им двоим:

— Все хорошо, Боб, живите спокойно, мои друзья в курсе произошедшего... На днях свидимся, я объясню вам то, что надо будет сделать...

Он объяснил ему, что надо было делать: Макайр стал некоего рода тайным курьером между Гувером, министерством юстиции и Даллесом, причем если формально он должен был координировать акции отдела разведки государственного департамента в плане его кадровой политики с пожеланиями, которые ему высказывались Пентагоном (подбор и расстановка военных атташе), ФБР (изучение личных дел дипломатов и разведчиков) и министерством юстиции (надзор за соблюдением законности), — то отныне он фактически работал на Даллеса, не предпринимая ни одного шага без того, чтобы не проговорить заранее все препозиции со своим спасителем.

Именно Макайр и оказался той фигурой, в которой Даллес так нуждался, замышляя свой удар по ОСС еще летом сорок пятого; как всякий талантливый разведчик он понимал, что черновую работу, связанную с риском разоблачения и публичного скандала, должен вести такой человек, который готов на все и никогда не заложит босса.