— О, я прекрасно знаю этот город, как приятно! — заметил Штирлиц, сразу же поняв, что парень лжет. — Где вы там живете?
— Я? На этой... На Спринг-роад, такой большой дом, знаете?
«Суки, — подумал он о своих преподавателях, — что ж они не объяснили, как себя надо вести, если
— Ну, как же! Такой красный, угловой, там еще внизу аптека? — Штирлиц
— Да, вообще-то, да, — растерянно ответил Джэк Эр, который ни разу в Оттаве не был. — Сейчас я вернусь. В туалет схожу, ладно?
— Я подержу ваше место, — пообещал Штирлиц, — здесь очень непоседливые люди, стоит отойти, как сразу же занимают стул...
Парень пошел в туалет. «Наверняка его проинструктировали, что он должен пробыть там не меньше трех минут, — подумал Штирлиц, — пока-то расстегнул ширинку, постоял над писсуаром, пока помыл руки, все ведь должно быть замотивировано, все по правде. Я успею выскочить на площадь и сесть в машину, — только я поеду за город. Он тоже схватит машину — если она есть, — но обязательно поедет в город. Он
Он положил на столик доллар, быстро поднялся и, вбирающе разглядывая людей в зале ожидания, — тот, кто слишком резко отведет глаза, скорее всего и есть тот
Такси — огромный «Плимут» без переднего левого крыла — стояло возле дверей. Шофера за рулем не было. Штирлиц распахнул переднюю дверь (вообще-то здешние шоферы не любят, когда пассажир едет рядом: здесь врожденно почтительны к тому пассажиру, который сидит сзади), потянулся к рулю, нажал на сигнал и даже испугался того лающего рева, который вырвался из-под капота.
— В чем дело? — Штирлиц услыхал у себя за спиной сердитый голос: — Что случилось?
Он обернулся: шофер медленно поднимался с заднего сиденья — спал, видимо, — лицо помятое, потное, волосы слиплись, цветом — воронье крыло, такие же смоляно-черные, но с каким-то глубинным серебристым отливом.
— Кабальеро, мне надо срочно отъехать отсюда, — сказал Штирлиц. — Я не хочу, чтобы меня увидели в этой машине. Держите деньги, — он протянул ему тридцать песо, — и поторопитесь, в дороге я объясню вам причину.
Как и всякий испаноговорящий человек, шофер обожал интригу и тайну; от сонливости его не осталось и следа, он мигом очутился на своем месте, включил зажигание и резко тронул свой грохочущий, как консервная банка, «Плимут», нажав до отказа на акселератор.
Штирлиц посмотрел на часы: прошло две минуты. «Писай, милый, — подумал он о сыщике, — не торопись, тебе надо как следует облегчиться, когда-то еще придется, предстоит хлопотный день, бедолага». Он оглянулся: у дверей маленького аэропорта пока еще никого не было. «Парнишка выскочит через пару минут, — понял он, — только бы не подъехало какое такси; если не будет второй машины, можно свободно ехать в город, останавливаться возле автобусного вокзала и садиться на первый попавшийся рейс, который идет на юг, куда угодно, только на юг. В Кордову я должен приехать один, если только Райфель сказал Роумэну правду и там именно обосновался особый нацистский центр».
— Сеньора преследуют? — спросил шофер.
— Да.
— Полиция?
— Ну, что вы... Неужели я похож на преступника?
— Соперник?
— Ближе к истине.
— Сеньор прибыл из Испании?
— Да.
— Я бывал в Испании.
— Как интересно... Где же?
— В Барселоне. До того, как я смог купить машину и лицензию, я плавал на сухогрузах. Хотите остановиться в нашем городе?
— Да. Лучше, чтобы моя подруга приехала сюда... Сколько времени сюда идет автобус из Буэнос-Айреса?
— Депенде41
... Часов тридцать, кажется... Точно не знаю... Поселитесь в отеле? Или отвезти в пансионат?— В центр. Там я определюсь.
— Хорошо, — шофер посмотрел в зеркальце; на шоссе всего лишь три крестьянские повозки, два велосипедиста и никого больше.
— Пусто? — спросил Штирлиц.
— Мы оторвались, — ответил шофер, но, тем не менее, еще круче поднажал на акселератор; машина загрохотала совершенно угрожающе.