Экспансия – II

– Не важно – он, я, они. Она у меня в кармане. Франко пытается сделать все, чтобы выслужиться перед Белым домом, он отдаст этих людей на заклание, поверьте, Виккерс! Дедушка играет в демократический поворот, ему нельзя иначе, Совет Безопасности давит, грозит санкциями, вы же политик, неужели не понятно?! Ну, а уж про синдикат, про Пепе Гуарази я и не говорю... Я дам такие подробности, которые знали только вы. И это означает, что в самые ближайшие дни вы обнаружите лошадиную голову в своей кровати52. И мои показания будут подтверждены письменными свидетельствами Ригельта, который развалился до задницы, Лангера и фон Шонса. Да и беседа Роумэна с Гаузнером записана – вплоть до дыхания.

– Что вам от меня надо? – спросил Кемп, и руки его бессильно упали вдоль тела.

– Сначала мне нужно полное имя генерала, Виккерс. Его псевдоним «Верен» меня не устраивает.

– Писать я вам ничего не буду.

– Повторяю, сначала назовите мне имя генерала...

– У вас же нет звукозаписывающей аппаратуры, я в любой момент откажусь от своих слов.

– Если вы скажете мне все, что меня интересует, вам не придется ни от чего отказываться. Нам выгодно, чтобы вы спокойно жили в этой квартире и работали на Танка... Итак?

– Зачем вам это нужно? – голос Кемпа за эти мгновения изменился, сделавшись чуть хрипловатым, словно бы простуженным. – Зачем?

– Только не надо меня убеждать, что малые знания означают малые печали, Виккерс. Писание я знаю лучше вас. Мне это нужно для того, чтобы предпринять шаги, связанные с защитой собственной чести: по указанию генерала против меня начали комбинацию. Я хочу понять: зачем? Если меня убедят, что это угодно делу нации, что ж, возможно, я соглашусь продолжить игру против самого себя.

– Послушайте, ну, конечно же, все было подчинено цели возрождения нации! – Виккерс даже потянулся к Штирлицу, глаза сделались нормальными, ничего кроличьего: «Как же часто у него приливает кровь к голове, а на вид такой здоровый... Эк, лихо он проглотил наживку, ам – и нету!»

– Вы это можете чем-то доказать?

– Словом! Моим офицерским словом чести!

– Меня не устраивает офицерское слово чести, Виккерс. Я хочу, чтобы это слово мне дал генерал. Вот, – он достал из кармана пачку долларов, – деньги на билет в Германию. Вот, – он показал Кемпу свой паспорт («Все равно меченый, по такому долго не проживешь»), – документ, который позволяет мне отправиться туда завтрашним рейсом. Поэтому я повторяю свой вопрос и прошу вас, просто очень прошу не финтить, а дать определенный ответ. Это в ваших же интересах, и после того, как вы мне назовете фамилию генерала, который санкционировал игру против меня, я объясню, почему это в ваших интересах.

– Гелен...

– Я не слышу! Громче!

– Гелен, – все так же шепотом повторил Кемп. «Боится подслушки; я ее, кстати, тоже боюсь, – подумал Штирлиц, – но его бы слушали в том случае, если бы кто-то знал, что я нахожусь здесь, а они не знают, что я в Кордове...»

– Рейнгард Гелен, генерал-лейтенант вермахта, руководитель разведуправления армии «Восток», я вас верно понял?

Кемп молча кивнул.

– Да или нет?

– У вас же нет аппаратуры, зачем вам мой голос?

Штирлиц достал из кармана металлическую коробочку из-под сигарет; он взял ее на всякий случай, не очень-то полагаясь на то, что Кемп поверит.

– Вот она, – сказал он. – Кстати говоря, делают на ИТТ, только в Штатах, испанцам таких не показывают.

Глаза Кемпа снова сделались кроличьими. «Господи, как же вдавлен страх в их души, – подумал Штирлиц, – как безнадежно жить, когда каждую секунду опасаешься, что твое слово, хуже того, мысль могут быть зафиксированы на магнитную пленку и стать уликой против тебя, расплата за которую однозначна – смерть».

– Мы уже начали с вами работу, Кемп, так что, пожалуйста, не затягивайте ее попусту, вас ждет подруга... Да или нет?

– Да, – ответил Кемп шепотом.

– Штука, – Штирлиц тронул тот карман, куда положил коробочку, – берет голос на расстоянии двадцати метров, а шепот – с пяти. Вы сидите в трех метрах от меня, так что можете говорить еще тише... Кто меня выведет на Гелена? Мерк?

Кемп снова кивнул.

– Да или нет?

Кемп отрицательно покачал головой, потом не удержался, заметив:

– Он же ваш! Костолом гестапо!

– Да? А себя вы считаете Вацлавом Нижинским?

Кемп вздрогнул:

– Почему изо всех танцовщиков в мире вы упомянули имя русского, Брунн?!