– Отвечая, я оперирую той информацией, которая поступала из Берлина, сеньор Висенте, – по-прежнему осторожничая, ответил Стресснер. Ему сказали, что он встретится с человеком, представляющим тайное могущество рейха; обладает исключительными возможностями незримого влияния на события не только в Европе, но и в Латинской Америке: с таким надо быть настороже.
– Информация была фальсифицированная, – отрезал Мюллер. – Она была бесчестна по отношению к Эрнсту Рэму.
– То есть вас надо понять так, что фюрер ошибся?
– Его неверно информировали... Его попросту обманули, сеньор Стресснер... Кстати, не возражаете, если мы придумаем вам имя, которым будем оперировать в переписке?
– Пожалуйста...
– Называйте, – улыбнулся Мюллер; агент может взбрыкнуть, когда речь заходит о кличке; этот принял спокойно, слава богу.
Поразмыслив самую малость, Стресснер ответил:
– Эрнесто... Как вам?
– Очень достойно, – сказал Мюллер. – Видимо, вы взяли такое имя в память о вашем учителе – Эрнсте Рэме?
– Мне приятно, что вы так сказали о Рэме, – не ответив на прямой вопрос, отыграл Стресснер. – Как жаль, что правда восторжествовала так поздно. В чем же ошибся фюрер, сеньор Висенте?
– В том, что отверг предложение Рэма... А оно было такое же или почти такое же, как и ваше: армией должна править
– Жаль, что об этом заговорили после краха рейха...
– Военного поражения рейха, – поправил его Мюллер, ликуя от того, как точно он вел беседу с тем, кого вознамерился сделать диктатором Парагвая, превратив страну в ту базу, где старые борцы национал-социализма смогут собраться перед новой фазой борьбы. – Между «крахом» и «поражением» существует огромная разница, не так ли?
– Да, вы правы.
– Не сердитесь, дон Эрнесто, но я бы на вашем месте так легко не соглашался с собеседником, кто бы он ни был. Я знаю вас по тем документам, которые проходили через мои руки. Наиболее дальновидные стратеги политической борьбы говорили о вас как о возможном лидере Парагвая... Нарабатывайте в себе качества лидера – даже со мной, я это буду только приветствовать, право.
– Слишком поздно, – ответил Стресснер, ощутив в груди сладкую, замирающую пустоту, ожидая при этом, что Мюллер возразит ему, докажет его неправоту, и не ошибся.
– Отнюдь, – сказал Мюллер. – Поражения
– В достаточной. Как-никак, но там моя настоящая родина, сеньор Висенте.
– Вы прекрасно ответили. Спасибо. Я спокоен за вас и за будущее вашей страны... Что вы знаете о судьбе тех семей, которые олицетворяли собой промышленную и финансовую мощь Германии?
– Я знаю, что Круппа с трудом удалось спасти от позорного приговора в Нюрнберге.
– Но ведь
– Нет.
– Рассказать?
– Это будет очень любезно с вашей стороны, сеньор Висенте...