Экспансия III

Роумэн поднялся, протянул Сомосе левую руку.

Тот долго, внимательно рассматривал линии его ладони, потом удивленно усмехнулся:

— Вы рано осиротели и поздно женились... Совсем недавно, судя по пересечению узелков... Вы были ранены? — он поднял глаза на Роумэна. — Перенесли тяжкое увечье? Это было года три назад? Видимо, во время войны?

— Четыре года назад, — кивнул Роумэн, — верно...

— Хорошая ладонь, — заметил Сомоса. — Будете долго жить, если не наделаете глупостей... Характер у вас вздорный.

— Значит, именно такой характер был угоден богу, если он наградил им меня...

Сомоса ждал, что Роумэн вернется за стол, но тот полез в карман куртки; Сомоса чуть тронул ногой стол, его кресло стремительно откатилось в сторону, а из-за занавесок вышли трое гвардейцев с пистолетами в руках.

Роумэн удивился:

— Ваше превосходительство, нас обыскали в приемной...

— Что за безобразие! — Сомоса возмутился. — Кто позволил обыскивать моих гостей?! Солано, почему вы не сказали мне об этом?

— Я... то есть... я, — Солано явно растерялся.

— Сеньор президент, — жестко продолжил Роумэн, — ту часть разговора, которую мне предстоит провести, желательно окончить без свидетелей.

— Вы имеете в виду этих психопатов? — он кивнул на гвардейцев. — У них вырезаны языки, это символы, а не люди, не обращайте внимания... Хорошо натасканные охотничьи двуногие... Я весь внимание, вы что-то хотели мне показать?

Роумэн, наконец, усмехнулся:

— Они не станут стрелять, если я вытащу из кармана бумагу?

— В этом кабинете не стреляют, — ответил Сомоса. — Наш безумный, неуправляемый, темный народ стреляет в других местах, правда, Солано?

— Да, Ваше превосходительство, наш народ непредсказуем.

— Ну почему же? — Сомоса снова улыбнулся, он теперь постоянно улыбался, и в этом было что-то машинальное, растерянное. — Чем больше воспитательной работы с подрастающим поколением, чем больше книг и библиотек, тем он будет предсказуемей! Мы же гуманисты, верим в торжество доброты...

Роумэн протянул ему исковое заявление Франца Брокмана.

Сомоса читал неторопливо, иногда пожимал плечами, порою удивлялся, обиженно разводя руками.

— Ну и что? — спросил он, возвращая иск. — Зачем вы принесли мне это? Какое я имею отношение к этому делу?

— Сеньор президент, я взял на себя миссию вернуть честным немцам то, что вами было у них конфисковано. Вы же друг Соединенных Штатов, не правда ли? Вы знаете, как мы начинаем помогать несчастной Германии восставать из пепла. В Вашингтоне не поймут вашу жестокость к тем, кто внес свою лепту в развитие нашей страны... Тем более, все немцы согласны оставить вам половину своей собственности... Это два миллиона долларов... И половину недвижимости... Это еще пять миллионов... Причем речь идет не о немедленном акте правительства... Дело можно урегулировать постепенно, к взаимной выгоде...

— Каков ваш интерес в этом предприятии? — спросил Сомоса.

— Десять процентов, Ваше превосходительство, — ответил Гуарази. — Мы получаем с немцев десять процентов, пять отдаем Никарагуа...

— Шесть, — поправил его Роумэн. — Мы отдадим шесть процентов на развитие народного образования Никарагуа... Но если сеньор президент согласится выделить на четыре дня небольшой аэроплан — для моих нужд, — я отблагодарю его в случае, если операция пройдет успешно, миллионом долларов.

— Сеньор Лаки Луччиано, — сказал Пепе, чувствуя, как сгустилась атмосфера в кабинете, — и его братья готовы уделить внимание вашей столице...

— Это твои хорошие друзья, Солано? — спросил Сомоса, скрывая зевоту.

— Да, сеньор президент.

— Ты знал, с чем они придут ко мне?

— Нет, сеньор президент.

— А если бы ты знал про их интерес? Все равно просил бы меня принять их?

— Не знаю, сеньор президент.

Гуарази, оставаясь по-прежнему недвижным, маска, а не лицо, полная флегма, ответил:

— Он бы сделал это, зная все, Ваше превосходительство.

Сомоса удивился:

— А почему это вы за него отвечаете? Я ведь еще не приказал отрезать ему язык...

— Если вы отдадите такой приказ, Ваше превосходительство, то все мои друзья — начиная с брата покойного Аль Капоне малыша Ральфа, который провожал меня сюда, — перестанут быть вашими добрыми знакомыми, — тихо заметил Гуарази. — Мы перекупим людей из вашей охраны, Ваше превосходительство... Я обещаю вам это... Как и этот мистер, — он кивнул на Роумэна, — я работал в американской разведке, когда мы освобождали Сицилию... Так что у меня остались друзья, которые проливали кровь вместе со мной... У меня на глазах фашисты расстреляли отца, трех братьев и бабушку... С тех пор я не боюсь смерти, Ваше превосходительство... Впрочем, если вы предложите мне контракт, который даст мне денег больше, чем я получу от этого, — он кивнул на иск, лежавший на столе, — я расторгну договор, я служу тем, кто больше платит...

— Сколько вы получите, если я помогу некоторым немцам? — Сомоса неотрывно смотрел на Гуарази, словно гипнотизируя его.

— Гроши... Тысяч сто...

— Но если вы дадите нам самолет, — сказал Роумэн, — я получу миллионов двадцать... Точнее — могу получить, работа сопряжена с риском...