Экспансия III

— Нет, вы посмотрите на этого апостола! — Бен, видимо, был пьян, говорил громко, как на рынке. — Ты разорил меня, любимый брат! Пустил по миру! Мне теперь положено распахивать дверцу твоего «паккарда», когда ты решишь провести ночь во «Фламинго», в том отеле, куда я вложил всего себя?! Или я должен рапортовать тебе о ситуации после того, как ты примешь ванну и вызовешь в свой апартамент? Или я должен передавать сводки о доходах кому-то из твоих адъютантов? Скажи кому! Я приготовлюсь заранее. Витторио? Луке? Гуарази? Николо?

— Бен, ты болтаешь ерунду… Причем по телефону… Как ты был моим другом, так ты им и остался. Мне стоило большого труда отбить для тебя то, что я смог отбить… Генеральный директор, получающий процент с дохода, — не так уж и плохо…

— Ты бы на такое согласился?!

— Я бы не стал влезать в авантюру, Бен. Я бы сначала посоветовался с братьями… Выслушал их мнение… Только после этого я бы начал дело…

— Словом, так, брат… Либо ты отменяешь то, о чем вы за моей спиной сговорились, либо пенять тебе придется на себя. В Голливуде любят сенсации, а ты знаешь, что я умею рассказывать байки.

— Хорошо, Бен, — задумчиво ответил Лаки. — Я постараюсь что-нибудь для тебя сделать.

— Только не очень долго старайся. Лаки! А то ведь я тоже знаю, как надо поступать! Я очень не люблю, когда меня отдают на съедение волкам! Я умею отвечать ударом на удар! Я скажу Америке то, чего никто не сможет ей сказать.

— Дай мне время, Бен, — сказал Лаки. — И не глупи. Мы же с тобой братья. Неужели ты позволил себе забыть, как мы начинали?

— Я сказал свои условия, — отрезал Бен. — И ты знаешь, где меня найти.

Лаки Луччиано долго стоял у телефона, слушая, как резко, словно 505 в ночи, пищали гудки отбоя; яростно бросил трубку на пол, она раскололась, как кокосовый орех; обернулся к Гуарази:

— Позвони к Джонни, передай, что Бен тяжко заболел, пусть отправят к нему самых хороших врачей…

И вернулся на берег.

— Что-нибудь случилось? — спросил Синатра.

— Ровным счетом ничего. Почему ты решил, будто что-то случилось?

— Потому что я артист, Лаки. Я обладаю даром чувствования.

— Ну и что ты почувствовал?

— Что-то плохое. И ты совсем белый…

— Ну, это легко исправить, Фрэнки-Бой, — Лаки обернулся к телохранителю, что сидел под пальмой, крикнул, чтобы принесли виски; раздраженно выбросив лед на песок, выпил; протянул лакею стакан; тот плеснул еще раз — на донышко, по-американски. «Лейте до краев, — тихо сказал Луччиано, — я же хочу выпить, а не выгадать паузу»; медленно, маленькими глотками вобрал в себя желтую влагу, бросил стакан на песок, поднялся, разбежался, прыгнул в океан и пошел кролем на глубину.

Синатра закричал:

— Лаки! Не сходи с ума! Лаки!

На берег высыпали телохранители, столкнули в воду лодку с сильным шведским мотором, понеслись следом за Лаки; он обернулся в ярости:

— Вон отсюда! Я что, звал вас?!

Заплыв в океан, он перевернулся на спину и заплакал, потому что явственно, словно в кино, увидел худенького Бена, который швырнул его на землю, а сам выпустил очередь из автомата в тех, кто стоял напротив с пистолетами в руках: «Ну, псы, ну, твари, они смеют поднять руку на моего брата, ну, падаль подзаборная! Вставай, Лаки, прости, что я был вынужден толкнуть тебя, нельзя толкать друзей, даже если хочешь им добра, но они бы прошили тебя насквозь, так что купи себе новые брюки, я виноват, что эти порвались, зато ты у меня здоровенький; черт с ними, с этими брюками…»

Пусть меня сожрут акулы — это быстрая смерть, думал Лаки, глядя на растекшиеся слезами облака, пусть придет конец, я его заслужил, но ведь он сам во всем виноват! Что я могу сделать, если против него встали все?! Разве можно ссориться со всеми, разве можно считать себя умнее всех?! Господи, прости меня! Но я не мог поступить иначе! Не мог, ну никак не мог! За мною дело, тысячи людей, я отвечаю за них, неизвестных мне, маленьких и темных, я Лаки Луччиано, а брат хочет нанести удар по этим людям… Нет, он не хочет, он уже нанес удар! Что же мне остается делать? Ждать, пока он соберет пресс-конференцию и расскажет о нашем бизнесе?!

Лаки вернулся на берег через полчаса; лицо было, как обычно, улыбчивым, спокойным:

— Прости меня, Фрэнки-Бой, — сказал он, — очень хорошо, что ты не поплыл следом, я был бы очень раздосадован этим, я люблю рисковать в одиночку, вместе я люблю побеждать…

— Лаки, а теперь я бы хотел обсудить с тобой одним некий сумасшедший проект, — сказал Синатра. — Он настолько сумасшедший, что говорить о нем при ком-то третьем — значит, ронять свой авторитет…

— Давай обсудим сумасшедший проект, — легко согласился Лаки. — Иногда сумасшествие таит в себе высший разум.

— Тебе ничего не говорит имя Роумэн? Пол Роумэн из ОСС?