— Гений мысли! — она пренебрежительно фыркнула и включила объёмную голографическую карту на наручном браслете, по которой красной линией змеился точный маршрут следования Фёдора. — А потом делаем вот так, — она нажала пару боковых кнопочек, и зависший высоко над их головами модуль высветил этот же маршрут на местности.
— Мда, — он попытался почесать затылок, но наткнулся перчаткой на шлем и опустил руку, — а ведь предостерегала меня мамочка, чтоб не считал себя самым умным!
Уже опустившись в модуле под поверхность океана, и осторожно двигаясь вдоль шельфа, Гера вернулась к интересовавшему её вопросу:
— Но если это был эксперимент по пространственному перемещению, то не проще было бы камешки кидать, так бы не только я, вообще никто ни о чём не догадался?
— Не проще. Таким образом можно переправить только то, что изнутри больше, чем снаружи. То есть, материальная составляющая письма ничтожна по сравнению с его значением, обратной будет зависимость, скажем для тонны железной руды. Между прочим, интереснейшая тема для исследований.
— А живые организмы вообще и в частности люди? Переправляются? По-моему они вполне соответствуют твоему описанию характеристики объекта для переноски.
— Подходят. И у меня один раз даже получилось самому переместиться таким образом. С перепугу, в стрессовой ситуации.
— Всего один раз? И больше не возникало соблазна попробовать?
— Возникало, но по свежим следам повторить опыт не получилось, а потом, знаешь, на ком-то другом опыты ставить совесть не позволяет, а на самом себе как-то стрёмно. Решил отложить пока опять не припрёт.
И всё-таки он был типичным жаворонком. Утром все мрачные мысли, донимавшие Эдуардо с вечера, растворились и жизнь опять виделась ему в радужных тонах. Во всяком случае то, что посольский дом из уважения к его обитателям был выстроен на земле, несказанно радовало. А то изображать мартышку, лазая по веткам, он не был настроен. По крайней мере, в сравнении с легко и ловко передвигающимися по деревьям эльфами он выглядел бы очень смешно и глупо, чего, откровенно говоря, страшно не хотелось. А уж тем более выглядеть по-дурацки в глазах привлекательной женщины.
— Вы готовы? — спросила она вместо приветствия, пробегая по нему оценивающим взглядом, под которым Эдуардо автоматически подтянул живот и расправил плечи.
— Я, собственно, не знаю к чему готовиться. Но всё, что собирался с собой взять, на месте, и потом с неожиданно возникшим подозрением добавил: — Надеюсь, вы не собираетесь меня ещё раз прокатить на какой-нибудь местной живности?
— Ну что вы, — она от неожиданности рассмеялась. — Хотя к орнитоптерам привыкайте, на небольшие расстояния на гравилётах у нас путешествовать не принято.
Двухместная машина была припаркована как раз за зданием посольства. Увидь он это ещё вчера, может быть и не мучился бы приступами плохого настроения. Всё-таки свобода передвижения — большое дело. А сам перелёт не оставил в памяти ничего существенного, кроме ни к чему не обязывающей болтовни с Еленой Маршалл, от всех более-менее серьёзных тем она мастерски уходила. За два часа полёта они переместились на дневную сторону Форрестера и сеньора Кастильяни, вылезшего из кондиционированной прохлады салона гравилёта, сразу ударила волна удушающей жары.
— Сюда, — Едена потянула его в сторону не слишком заметного на фоне общего массива леса домика. — Здесь мы переоденемся и возьмём дыхательные маски.
Она споро навесила на него баллончик с дыхательной смесью, прицепила трубку и сунула в руки длиннополую шубу из меха какого-то местного зверя. На то, чтобы самой подготовиться подобным же образом у неё и вовсе ушли считанные секунды. Момента перехода Эдуардо не уловил. Казалось, вот только что он вышагивал, держась за руку своей спутницы по выровненной поверхности каменистого плато, и уже под ногами сухая зеленоватая почва иного мира, и приходится быстро надевать респиратор с дыхательной смесью и зябнущими руками натягивать шубу — здесь действительно было довольно холодно. Только после этого появилась возможность оглядеться. Пусто и тихо. Низкие, плотные тучи тяжело тянулись, проплывая над высокими, изрезанными росчерками от размывавшей их дождевой воды, холмами. То тут то там, насколько хватало глаз, виднелась мелкая древесная поросль, едва достигающая колена, а у подножия ближайшего холма росло единственное дольно высокое, в три человеческих роста, дерево. Его ствол, толстый, неровный, бугристый был похож на творение скульптора сюрреалиста — словно две человеческих фигуры слились в объятьях, поросли корой и почти растворились друг в друге. Эдуардо встряхнул головой, отгоняя наваждение. Привидится же такое!