Экспаты

— Стало быть, они из ФБР, — сказала она. Чтобы окончательно удовлетворить свое любопытство, Кейт еще раз позвонила в Чикаго, в архив, где хранились данные на выпускников, потом декану факультета, неохотно выдавшему ей адрес стариков — родителей Уильяма Маклейна, которых Кейт после нескольких дополнительных звонков обнаружила в Вермонте и в конце концов связалась по телефону с Луизой Маклейн, сообщившей, что двадцать лет назад — летом после выпуска — ее сын Билл, проходя опасный поворот на прибрежной дороге в Синке-Терре на арендованном мопеде «Веспа», не справился с управлением и врезался в каменное ограждение. Стена остановила дальнейшее продвижение мопеда, который превратился в груду искореженного металла на краю дороги. Но самого Билла после удара перебросило через низкую стену, и он рухнул с высоты в двести футов на каменистый берег.

Билл Маклейн погиб в июле 1991 года.

— Да, — ответил Хайден. — Я в курсе.

— Мне необходимо выяснить, чем они занимаются.

— Зачем? Ты теперь знаешь, что это не преступники, так что тебе не нужно беспокоиться по поводу своих, ну, скажем, ценностей. Они никого не собираются убивать в этом palais, даже не намерены провоцировать дорожные пробки. Так какое тебе до них дело?

Именно тогда она поняла, что изучает Маклейнов с целью уйти от расследования деятельности собственного мужа. Создать себе образ внешнего врага — демонизировать его, как знает любой политик, гораздо более выгодно, нежели противостоять врагам внутренним.

— Потому что они — часть моей теперешней жизни, — сказала она.

На другом конце воцарилось долгое и весьма значительное молчание, и Кейт присоединилась к нему; они словно безмолвно согласились замять этот разговор, не нужный обоим, начавшийся со слов Хайдена: «У тебя есть, что от них прятать?»

— О’кей, — сказал он. — В Женеве живет человек, с которым ты можешь переговорить. Кайл.

Так. Значит, Женева. Хайден начал объяснять, как войти с ним в контакт, но Кейт застряла на предыдущей стадии своего расследования, соображая, как бы организовать полет в Швейцарию для краткой встречи с этим человеком.

Такого рода предприятия она нередко устраивала в прошлом: смотаться накоротке в Мехико-Сити или в Сантьяго, сказав всем, что летит на конференцию в Атланту. Но это было давно, когда не приходилось изобретать кучу всяких предлогов, — у Декстера еще не было такой работы, требовавшей столько времени и непредсказуемых поездок. Во времена полной свободы она могла лететь куда угодно, как только возникала подобная необходимость.

— Я… — Она замолчала, не желая произнести вслух, к каким выводам пришла: ей, видимо, понадобится несколько недель, чтобы устроить поездку в Женеву. Кейт вдруг остро пожалела об утрате той независимости, которой наслаждалась в прежней жизни. В те дни ей, несомненно, так не казалось.

— Да? — подтолкнул ее Хайден.

— А что, если в Париже? Или в Брюсселе? Или в Бонне? — Города, в которые она может смотаться за один день, причем вместе с ребятами; Декстеру можно будет сказать, что ей просто необходимо дать отдых мозгам.

— Человек, который тебе нужен, находится в Женеве.

— Но я не могу поехать в Женеву, — возразила она. Точно такое унижение она испытывала, будучи тинейджером, когда не решалась сказать друзьям, что нынче вечером не сумеет уйти из дому, поскольку должна ухаживать за родителями — заниматься калоприемником папочки и пролежнями мамочки. Смущение и замешательство от собственной зависимости, от невозможности принимать решения. — Ну, сейчас не могу, вот так, сразу.

— Твои планы — это твое дело.

— А нельзя с ним связаться через Сеть?

— Конечно, можно. Но только если ты лично с ним знакома и он полностью тебе доверяет, и если ты обеспечишь безопасную связь. Но у тебя ничего этого не имеется. Значит, нет.

— О’кей, — сказала она. — У меня один странный вопрос: они могут охотиться за мной?

— Нет.

Кейт немного подождала, но он не стал распространяться.

— Откуда ты знаешь?

— Если бы кто-то охотился за тобой, это были бы мы, — ответил Хайден. — Это был бы я.

Утром она отвезла Декстера в аэропорт, где он взял напрокат машину для однодневной поездки в Брюссель. Домой он вернулся как раз к ужину, какой-то расстроенный, недовольный, еще более отчужденный, чем когда-либо. Он едва участвовал в разговоре за столом; возможно, настолько отвык от семейных трапез, что забыл, как это делается.

Когда кто-то из детей в четвертый раз обратился к нему, а он не ответил, Кейт швырнула вилку на стол и вышла из комнаты. Она, конечно, понимала, что работа есть работа и ему нужно куда-то ездить. Но вот чего от него не требовалось, так это отсутствовать, сидя здесь.

В кухне она взяла себя в руки и попыталась успокоиться. Она смотрела на коврик перед дверью, на столик, на котором валялись ключи, почта, мобильные телефоны и стояла плошка с мелкими монетами, на ковер, где они оставляли уличную обувь, маленькие ботинки и большие туфли.