Шукрун в другом расположении духа. Внешне он выглядит так: коротко подстриженная борода, торчащая острым клинышком, нос с небольшой горбинкой - барельефный профиль ассирийца. Гибкий, как лезвие, нервный, с удивительно подвижным лицом и живой жестикуляцией, он горяч и порывист, как Д'Артаньян. Когда февральским днем прошлого года Жан Франшто позвонил ему на факультет точных наук в Монпелье с предложением присоединиться к экспедиции, он подпрыгнул от неожиданности: море ему было совершенно чуждо, а подводные аппараты и подавно. Прежде всего, он спросил себя, не является ли это предложение каникулярным розыгрышем ученых собратьев. Затем он поразмыслил, осведомился о целях экспедиции и кончил тем, что стал ее энтузиастом. Его образование (он сразу отдал себе в этом отчет) поистине давало козыри в руки ему, специализирующемуся в области тектоники или, более широко, в области структурной геологии. В частности, его интересуют образование горных цепей, прошлое и будущее горных пород, испытывающих в земной коре действие внутренних напряжений. Это сухопутный геолог. Как говорит он сам, тот, кто шагает с молотком в руке, с геологической картой под мышкой и с наполненным образцами рюкзаком за спиной! Он умеет читать удивительную историю прошлого и будущего, она ясна для него, как книга, раскрытая на лике гор. Если обычный путник видит в панораме величественно устремленных в небо вершин, прорезанных в скалах кратерах, округлых возвышениях горных массивов на горизонте, пунктиром намеченных складках, подобных огромным, навеки окаменевшим ископаемым змеям, осыпях гальки у подножия склонов застывшие испокон веков пейзажи, которые оживляются лишь пробегающими облаками да пролетающими птицами, сезонной сменой растительности или стадами овец, пригоняемых на летнее пастбище, - то для Шукруна во всем этом нет ничего статичного, ничего подчиняющегося неизменному "порядку вещей". Перед ним развернут очередной кадр из кинопленки, которая прокручивается в геологическом масштабе. Он умеет представить, что было до и что будет после. Он угадывает под мирным травяным ковром гигантские напряжения, которые испытывают недра Земли на многокилометровой глубине и которые из столетия в столетие, из тысячелетия в тысячелетие буравят, разбивают разрывают, деформируют ее поверхность. Он узнает подрывную, разрушительную работу потоков, дождя и ветра, которые рано ила поздно преобразуют рельеф. Он воскрешает в памяти схватку Титанов которые, как в невидимом контрапункте, вновь выковывают и возрождают к жизни то, что подлежит разрушению, - вечная диалектика материи.
Ему предложили опуститься на дно Атлантики, исследовать, увидеть собственными глазами места, где, может быть всего нагляднее проявляется та динамика, которая, несмотря ни на что, остается для него чем-то абстрактным. Расчет сделан на его опыт и на его наблюдательность, благодаря которым он обнаружит доказательства той или иной из теорий, о которых на разные голосах шумят всполошившиеся геофизики. Шукрун сознает, сколь велика ответственность возложенная на его плечи, и полон опасений. Он чувствовал бы себя более уверенно на вершинах Анд или на отрогах Гималаев. Несмотря на непривычность обстановки, он отыскал бы там близкие ему основные структурные элементы, за которые можно уцепиться. От него не ускользнули бы выдающие их детали. Но здесь, на морском дне, у крохотного иллюминатора, сослужат ли ему глаза такую же службу, сможет ли он найти в возникшем перед ним узком снопе света ту путеводную нить, которая позволит отыскать выход на лабиринта гипотез?
Спустившись на 500 метров, Скъяррон получает приказ поочередно включить на 10 секунд оба двигателя. Как будто все в порядке. Правда, в предшествующие погружения Кьенци тоже проводил подобные предварительные испытания и все шло хорошо, но по прибытии на дно, на глубину около 3000 метров, положение дел менялось. С другой стороны, сегодня двигатели были заново смонтированы. Жарри желает знать, изменилось ли что-нибудь в принципе от введенных им новшеств. Те испытания, которые он собирается провести, играют для него особую роль.
На отметке 1000 метров никаких аномалий. 1500 метров, 2000 метров - тоже.
- Все в порядке, - сообщает Скъяррон на поверхность.
На глубине 2000 метров ему предстоит запустить двигатели. Уставившись на вольтметр, он опускает пальцы на кнопки и чувствует, как по их кончикам бегают мурашки. Трое подводников напрягают слух и сидят в тревожном ожидании. Равномерное постукивание гребных винтов их успокаивает. Дно приближается. Скъяррон собирает все свое внимание. Сейчас для него самое главное - не сорвать свою первую посадку на дно. Шукрун объявляет глубины. На отметке 2676 метров раздается предупредительный звонок эхолота...
- До дна 10 метров.
5 часов 50 минут.