Такую картину увидел бы человек со стороны. На самом же деле на «Урагане», несмотря на поздний час, шла напряжённая работа. Вот уже третью неделю продолжалось испытание электрорыболовного оборудования. Как и всякое новое дело, оно не сразу пошло как по-писанному. То там не ладилось, то здесь. Потом, как говорят бухгалтеры, всё вошло в ажур.
Рыба облавливалась с помощью пульсирующего[1] тока в радиусе шестидесяти метров от анода — раструба рыбонасоса в наружной носовой части судна. Специальное автоматическое оборудование создавало импульсы тока необходимой величины и посылало их в воду, под судно. Возникало огромное электрическое поле, и с этого поля «Ураган» снимал «урожай» рыбы.
Ларин сидел в небольшой будочке у пульта управления. Вид у него был немного рассеянный. Испытания подходили к концу. То, о чём он мечтал ещё в институте, чему посвятил шесть лет своей жизни, упорной работы, — свершилось. Но Ларин знал, что это только начало. Впереди его ждало много других увлекательных проблем. Он закрыл глаза. Слышалось журчание воды в желобах. Приглушённо гудели машины. Потом все шумы куда-то исчезли.
Перед мысленным взором Ларина возникла странная картина.
Бесчисленные косяки рыб спешат к огромному сказочному дворцу в центре Тихого океана. И какое смешение рыбных «народов и племён». Кета рядом с сельдью. Стайка наваги и скумбрия. Грозная треска. Окуни. С больших глубин поднимаются камбалы, их братья палтусы… А что делается, что делается около сказочного дворца! Идёт драка! Громадные чёрные трубы глотают тысячи, десятки тысяч рыб. А из океана спешат новые и новые косяки… Ярко вспыхивает сферическая крыша дворца, поднимающаяся высоко над океаном. Ларин видит Лину и Сашу. Они в голубых купальниках, обе стройные, загорелые. Подходят к краю крыши. Прыгают. Идут по блестящему паркету океана. На паркете чёрный провал. Ларин хочет крикнуть: «Берегитесь!», но не может, горло сдавливает. Лина делает шаг и падает в чёрный провал. Саша идёт одна. Подходит. Кладёт руку на плечо, зовёт: «Вася!»
Ларин вздрогнул и открыл глаза. Перед ним стояла Саша в своём неизменном лыжном костюме и тормошила его.
— Вы пришли, вы пришли… — повторял он, глядя на неё удивлёнными глазами.
— Ну да, пришла, — проговорила она, позабыв вдруг, зачем пришла.
В глазах, которые смотрели сейчас на неё, не было затаённой печали. Печали, которая никогда не покидала их. Смеялись они или сердились — печаль жила в глубине зрачков. А сейчас её не было.
Саша всё ещё стояла перед Лариным и держала руки на его плечах. Он ощутил их тепло. То было её тепло. И он понял, что ему всё время не хватало этого тепла.
— Саша, — взволнованно произнёс он. — Саша…
Она улыбнулась и сняла руки. Лицо её зарумянилось. Оно было нежным, как лепестки цветущей вишни на заре.
На экране телевизора мелькали серебристые рыбы. Их жадно глотали две нерпы.
— Смотрите, — шептала Саша.
— Пришли на готовенькое, — так же тихо отозвался Ларин.
Вот она минута, когда многое надо сказать друг другу. Но что-то ещё сдерживало их. Они перебрасывались короткими фразами, вкладывая в простые, будничные слова только им понятный смысл.
— Саша, — Ларин взял её руки, — Саша, как хорошо, что вы были на катере и катер попал в шторм…
Она засмеялась и посмотрела на него.
— А почему там, на берегу…
— Не надо об этом, — и он притянул её к себе. — Саша, Саша, я хочу вам сказать…
— Нет, нет, — отстранилась она. — Вы посмотрите, что делается, что делается!
Ларин неохотно повернул голову к экрану. Дельфины. Откуда они? Обычно по ночам дельфины спят где-нибудь в прибрежных водах. «Неужели „Ураган“, следуя за косяком сельди, подошёл к берегу? Но чёрт с ними, надо досказать…»
— Василий Михайлович, — внезапно заговорил репродуктор, — косяк проходит в пяти километрах от острова Парамушир. Направление — Охотское море.
Невысказанному не пришло время… Дело, заботы вели человека, не давая остановиться.
— Как с тарой? — сухо спросил Ларин.
— Клёпка на исходе. Я думаю весь улов сдать на Парамушире. Рыбу частично отоварим клёпкой для бочек.
— А примут?
— У них план трещит. Радист случайно подслушал разговор директора комбината с Сахалинским совнархозом.
— Хорошо…
Репродуктор умолк.
На экране телевизора продолжали мелькать увлекательные картины подводной жизни, но нить мыслей, ещё минуту назад всецело владевших Лариным, оборвалась. Объяснения, к которому он стремился, не состоялось.
— Вот, черти, разыгрались, — беззлобно заметил Ларин. — Так они и раму с рыбонасосом снесут.
Дельфины стремительно носились под судном, мощными хвостами били по рыбонасосу. Им, очевидно, нравилось резвиться в лучах прожекторов. Ларин нажал белую кнопку. Экран погас. Рыбонасос ещё работал и гнал по желобу воду — рыбы уже не было. Косяк, освободившийся от притягательной силы, пошёл в открытое море. Траулер подходил к острову Парамушир. Ларин предупредил в микрофон:
— Прекращаем лов, товарищи. Кузьма Степанович, успеете к утру переработать улов?
— Сделаем, Василий Михайлович, — пророкотал в репродуктор густой бас боцмана.