Звуки борьбы и лязганья железа постепенно удалялись, по мере увеличения расстояния от обрыва и поля рядом с ним, они сменялись криком совы и шорохом вокруг толи листьев, а может и грызунов, один из которых уже укусил Жору за ногу. Однако, мертвецкая усталость, накопленная ночным подъемом на работу, переживаниями от кабана-убийцы, бесконечным переходом неведомо куда, взяла свое, и Георгий обмяк, моментально засыпая. А проснулся уже разбуженый грубым пинком.
— Элины бороду секут, а ты не элин, не норманн, али свей? Чернявый, кто ты? Пошто легаша? — задал очередной вопрос человек с усами.
— Я из Лоева, Георгий, — все же ответил Жора.
— Лоев — то селище, али град? Не ведаю сие место, — говорил незнакомец, одетый в мешковину, на которую нашиты были шкурки животных.
Но главное, у него был меч, на который Жорик постоянно пялился, в меньшей степени интересуясь окружающими его людьми. От оружия веяло смертью.
— Лоев — это град, — невольно подражая говору, ответил Жора.
— И пошто тут, вси варязи? — спросил терпеливый средневековый дознаватель.
— Людей искал, — вновь односложно ответил Георгий.
— «Искал» — попробовал слово на произношение человек с мечом. — Глаголь, отсель пришел!
Последние слова были неожиданно громкими для Георгия, и он начал выдавать все, что знал, даже немного больше. Рассказал и о студентах и о Зине, которая была красивая баба, но замуж брать ее запретил бы отец, как будто Жорик хотел этого. Пожаловался на жизнь, что приходится работать водителем, пока родитель ищет блат устроить отпрыска на достойную работу в областной город. Рассказал и про волков, которые напали на археологов, что они отбились, но с потерями.
— Гомель? — после долгого монолога Жоры выкрикнул человек с металлическим крестиком на шее. — Сие град Гомье?
— Я не знаю, что вы от меня хотите, отпустите, или идите и спрашивайте у археологов, — всхлипывая и потирая слезы, выпалил Георгий.
— То спытаем, веди нас до свого старшего, али до ярла, — после задумчивого взгляда на дрожащего и плачущего пришлого сказал Андрей.
Оставив незнакомца, Андрей подошел к волосатому с почти седой бородой мужику и, периодически показывая пальцами в сторону Жорика, стал что-то объяснять старшему среди толпы собравшихся людей.
* * *
Андрей, которого некогда звали Кривейтом, несмотря на свои тридцать два года испытал и увидел больше, чем и целый род за несколько поколений. Его еще в двенадцатилетнем возрасте радимичи отдали хозарам в счет дани, которую собрать в полном объеме не смогли. Кривейт был же не родичем, а пришлым, так как относился к тем, кого родимичи покорили, оседая по рекам Сож, Ипуть, Друть. Селище Кривейта было разорено и сожжено славянами еще, когда ему было пять лет. Немногие, кто смог убежать, стали бродить по окрестностям, прибиваясь к общинам извергов, но чаще погибая от зверей или охотников.
Когда Кривейт попал к хазарам, началась его учеба. Нет, с мальчиком никто не занимался, но он удивительным способом умел вычленять информацию с любых разговоров или увиденного. Быстро он овладел и хазарским диалектом, был готов принять и иудаизм, если бы сами хазары разрешили, но судьба распорядилась иначе и через три года парня купили новые хозяева в Византии. Это были люди, которые верили в распятого и воскресшего бога.
Еще дома, в родном миролюбивом селище, Кривейт посмеялся бы над неразумными людьми, которые верят в мертвеца, но три года в Хазарии подготовили мировоззрение Кривейта к тому, чтобы уверовать в бога Христа. Потом были войны и хозяева-армяне, живущие недалеко от величайшего города Константинополя, посчитали лучшим продать своего раба, во многом из-за обвинений в том, что не пристало держать в рабстве христианина, так Кривейта попал в армию.
После Андрей, взявший такое имя после крещения, пять лет воевал в основном с арабами, но пришлось отбиваться и от русичей — так они назывались, но в их рядах было много словен и иных народов северных виков.
А когда Андрею исполнилось тридцать лет, а у него нет ни дома, ни сколь серьезных средств для существования, решил он отправиться, как и его тезка, апостол, нести слово божие словенам, или славянам, по-разному они себя называли. Прибыл тогда он с торговцами-греками в Киев и понял, что в городе хватает уже и иудеев и греков-христиан, увидел даже Андрей, что некоторые воины Дира и Аскольда носят кресты на шее. Многие из них рядом с крестами вешают и молоты скандинавского бога Тора, воспринимая это, как двойную опеку со стороны богов, но были и верующие по канону.