Экспедиция. Туда, но не обратно

Отдельно выделялась «группа в джинсе». Это была местечковая «золотая молодежь», надменно взирающая с вершины своего выдуманного Олимпа на остальных молодых людишек. Между тем, до столичных франтов им было очень далеко, а некоторые фасоны джинсов в высших кругах рождающейся советской буржуазии уже и не носили, в моду входили «трубы». Но пока что у дочурок и сыночков гомельских «хозяев жизни» неизменно преобладали «варенки», чаще всего сделанные кустарным способом из джинсов советской марки «Тверь». Однако, стоявшие в сторонке молодые люди держали носы поверху и всячески демонстрировали свое превосходство, не предполагая, что в Минске, тем более в Ленинграде и Москве, уже именно они стали бы предметом для проявления брезгливости и нисхождения. Дети элиты, городской, местечковой, но все же, элиты.

Группа молодежи в вареных джинсах суетилась меньше всего, примеряя роль статистов в хаосе, больше походившем на муравейник. Возле них лежали спортивные сумки «Адидас», несколько красочных туристических рюкзаков, явно заграничного производства, скорее всего польского, или югославского. Они единственные, кто не раскладывал свои палатки на просушку и проверку, так как были уверенны в качестве недавно приобретенных изделий, сшитых в соседней с БССР Польшей. Опять же польские и ГДРовские палатки были сложены в аккуратные чехлы и пестрели цветами, которые на фоне унылой однотонности вокруг, бросались в глаза и притягивали взор, чаще всего, завистливый.

Вокруг этих шести парней и двух девушек крутились и заискивающе заглядывали в глаза еще три девчушки и один парень. Эти завистники из простых рабочих советских семей были готовы на многое, чтобы только вот так общаться с теми, чьи родители являются городскими нуворишами. Над ними явно потешались, девчонкам делали даже не намеки, а недвусмысленные предложения, которые заставляли девиц краснеть, смущаться, пряча глаза, но ни одна из трех девушек не спешила отказываться, из-за чего высокомерные взгляды модно одетых студенток из компании буржуа, искрились молниями высокомерного презрения. Кроме того, сквозь показное смущение, ниспровергая советскую мораль и этику, три девицы все больше осваивались в компании и уже сами начинали отвечать парням смехом и томными, немного наивными, неумелыми, но уже многообещающими взглядами, от чего на лицах, переглядывающихся между собой, парней появлялись победные гримасы. Им скорее нужно было потешить свое самолюбие перед такими же подростками, кому не посчастливилось родиться в семье предприимчивых родителей.

— Ребята, ребята! — на крыльцо здания выбежала взбудораженная, с признаками эйфории, Лида Горбач — главная комсомолка-активистка исторического факультета ГГУ. Вид этой, можно сказать, даже красивой девушки был неопрятный, взъерошенные волосы, полное отсутствие косметики, спортивный костюм уже вымазанный и светлыми и темными пятнами. Однако природная стройность, вполне себе увлекательные формы и округлости, правильные черты лица, пробивались свозь безразличие к своей внешности, которое сейчас проявляла Лида.

— Горбач, чего кричишь, гласность тут поднимаешь? — пошутил Витька Акулич — главный балагур, шутник и вечный актер университетской самодеятельности, от чего за год обучения на факультете не только не приобрел знаний, но и забыл те, с которыми поступал. Но он был прирожденным культоргом и уже на первом курсе тянул всю самодеятельность факультета, занимая постоянно призовые места в разных конкурсах. Вот и держали парня, как и некоторых спортсменов, рисуя «уд» в зачетной книжке.

В этот раз шутка про гласность до увлеченных своими делами студентов дошла не сразу. Нужно было соединить понятия «гласность» и «горбач», определить степень допустимой антисоветчины, но неуверенные смешки все же раздались, особенно искрометно смеялись те, кому вообще не стоило винить советскую власть хоть в чем, так как они то, как раз, живут по местным советским мерилам, богато. Однако, как это не парадоксально, «джинсовая группа» и состояла их тех, кто больше всего ругал и Советский Союз и высмеивал главу государства — Михаила Сергеевича Горбачева.