К полудню, отряд уже освежился, люди стали веселее и подвижнее. К вечеру, по приказанию командующего войсками, перенесены были к колодцам бывшие с нами понтоны, для наполнения их водою, с тем, чтобы, по возвращении Бардовского, немедленно напоить из понтонов всю массу лошадей и верблюдов и двинуться уже в дальнейший путь с той водою, которая должна быть привезена в турсуках и деревянной посуде с Адам-крылгана. Целую ночь продолжалось выкачивание воды из колодцев в понтоны, и когда, отработавшая свой урок смена возвращалась в лагерь, то слышался уже весёлый смех и солдатские остроты на счёт достатка воды: «пей, хоть до опьянения!»…
Лёжа на кошме, разостланной на поверхности глубочайшего песку, мы с бароном Каульбарсом предаёмся кейфу; но невыразимая [32] жара и духота одолевают до последней крайности. Меня сильно разбирает зависть и досада, что я не могу приспособиться и переносить все лишения трудного похода также бодро, как барон Каульбарс. Хлеба мы не имеем уже около двух месяцев; сухари, которыми мы питаемся, конечно, из хлеба, но, всё-таки, это далеко не то, что хлеб. Правда, наши люди и солдаты достают у сопровождающих нас туземцев какия-то лепёшки: это ни что иное, как блин, имеющий четверти полторы в диаметре, приготовленный иной раз на сале, а большею частью на воде; поверхность его как бы вся в узорах от сальных пятен и прилипшего песку, а когда лепёшки эти зачерствеют, то они также удобосъедомы, как и всякая подошва. Несмотря на всё моё желание, я не мог проглотить куска этого местного продукта; барон же Каульбарс ест эти лепёшки с наслаждением.
У колодцев хотя, по-прежнему, много солдат, но уже не страждущих и жаждущих, а занятых выкачиванием воды и наливанием её в понтоны. Унылость и изнурение исчезли с лица всех. Сегодня, вечером, по всему биваку слышны были песни солдат, видно было, как они в палатках принялись за свои обычные хозяйственные занятия; кто чинил рубашку, кто сапоги, а кто прочищал ружьё от пыли и нанесённого песку. Когда жар немного спал, у ставки командующего войсками играла музыка 3-го стрелкового батальона; это чрезвычайно рассеивало офицеров и подбодряло солдат, которые устроили нечто в роде гулянья на музыке.
Вечером же приведены были с одного дальнего колодца два оконенных всадника, хорошо вооружённых. Они были приняты за хивинцев или туркмен, но потом оказалось, что это передовые люди каравана с ячменём, высланного бухарским эмиром командующему войсками. Мы все были чрезчычайно рады, не столько ячменю, сколько верблюдам; потому что, если бы от нас зависело, то, в этом случае, мы бы поступили как Осип в «Ревизоре», который, принимая подарки от купцов, не упускал брать и верёвочку, говоря, что в дороге и верёвочка пригодится; а нам-то как могли бы пригодиться верблюды для перехода к Аму-дарье!
Между прочим, генерал-майор Бардовский уведомлял, что прибытия на Адам-крылган транспорта с провиантом он ожидает сегодня, к вечеру, а завтра 7-го числа, полагает принять его, и вечером выступить к нам на присоединение. Это несказанно обрадовало всех нас потому, что мы наверное рассчитывали, 8-го числа, в ночь, двинуться со всеми силами к Аму-дарье.