Экспедиция в Хиву в 1873 году. От Джизака до Хивы. Походный дневник полковника Колокольцова

Командующий войсками, заметив начальника отряда, остановившегося на возвышении, неожиданно для всех нас и в первый раз за всё время похода, вдруг пустил свою лошадь большою рысью, за ним, конечно, пустились и мы, но так как он ехал крупною рысью, то нам, но большей части, пришлось гнаться за ним вскачь. Не доезжая с полверсты, или не много более, до той возвышенности, на которой ожидал нас генерал Головачев, мы почти тем же алюром внезапно спустились, по довольно крутому обрыву, в обширную песчаную лощину, проехав которою, поднялись на противоположный её берег и присоединились к начальнику отряда.

С крутой возвышенности, на которой мы стояли, нам в первый раз удалось увидеть неприятеля в больших массах, саженях в шести или семистах от нас; казалось, он с большой увренностью намеревался противустать нам.

Командующий войсками, признавая неудобным начинать дело вечером и, находя местность весьма подходящею для расположения на ночлег, приказал стягивать войска по мере их приближения. На возвышенности, где мы находились, расположили 1-ю роту 1-го стрелкового батальона. К правому флангу этой роты у самого обрыва, или спуска к узенькой дорожке, которая разделяла нашу возвышенность от такой же другой, взвезли одно орудие конного дивизиона батареи подполковника Перелыгина, дивизион этот, во время марша, следовал именно по этой узкой тропе, разделяющей две помянутые возвышенности. На самой тропе, было поставлено второе орудие, а на покатости соседней возвышенности установлены были остальные два орудия конного дивизиона и две, картечницы, которые примыкали к левому флангу 2-й стрелковой роты того же 1-го батальона, расположенной на второй возвышенности, [40] и на одной линии с 1-й стрелковой ротою. Линия эта составляла передний фас нашего расположения, обращённый фронтом к появившемуся пред нами неприятелю. Остальные фасы составляли: правый — одна сапёрная и две роты 4-го стрелкового батальона; задний фас — две роты 2-го стрелкового батальона и два горных орудия и, наконец, левый фас — одна рота 8-го и две роты 4-го линейных батальонов. Кавалерия, в количестве 7 сотен, находилась вся за задним фасом.

Командующий войсками, вся главная квартира, начальник отряда, штабы и весь обоз расположились в той обширной лощине, из которой мы поднялись на возвышенность, указанную генералом Головачевым, т. е. почти у самого подъёма к переднему фасу. Я, подполковник барон Каульбарс и сотник барон Штакельберг расположились все вместе на самой возвышенности, в некотором расстоянии позади 1-й стрелковой роты, и так как вечер был очень тёплый, то мы ночевали под открытым небом.

Как только успели установить войска в каре, и выставить перед каждым фасом пикеты, неприятель открыл по последним ружейный огонь. Наши отвечали, конечно, с большим успехом, чем их противник, так как убивали у него и лошадей, и всадников; при каждом таком случае, перестрелка умолкала, потом вновь возобновлялась и хотя изредка, но продолжалась, с самого вечера, почти во всю ночь.

При наступлении вечерней зори, когда было ещё довольно светло, начальник отряда просил позволения командующего войсками с зоревой пушкой послать неприятелю гостинец, но генерал-адютант фон-Кауфман не разрешил этого, и выстрел был сделан холостым зарядом. Туркмены, слыша сильный удар из орудий, обращённый в их сторону, но не чувствуя никакого вреда от него, полагали, вероятно, что и наши выстрелы столь же неудачны, как и их; нам показалось, что они ещё более приободрились после того, так как не переставали попаливать во всю ночь, думая этим пугать нас.

Я стал было уже засыпать, как внезапный свист пули над головой заставил меня проснуться; полагая, что неприятель, быть может, приблизился к нам, я встал и подошёл к 1-й роте стрелков и к орудию. Но, кроме часовых, всё лежало, и на мой вопрос артилерийский часовой отвечал: «дурят, ваше высокоблагородие, собаки». Через несколько времени я вторично услыхал такой же свист, но уже лень было встать; я только [41] прислушался, не встали ли наши, а потом заснул и проснулся только тогда, когда ударили подъём.

11-е мая. Близь урочища Уч-чучак. Часу в четвёртом утра все стали подниматься и тотчас вьючиться. Выстрелов с неприятельской стороны уже не было слышно; однако, туркмены виднелись в больших массах за дымившимися ещё кострами, которые они развели с вечера на большом пространстве, с целью, вероятно, устрашить нас своею кажущеюся многочисленностью. Мы также производили свои сборы к выступлению с ночлега при догоравших огнях. Я, бароны Каульбарс и Штакельберг остались без чая собственно потому, что, находясь в совершенном неведении относительно величины расстояния до первой воды, мы берегли её для наших лошадей.

Как только всё было готово в лагере, командующий войсками выехал на передний фас к 1-й стрелковой роте, поздоровался с людьми и, обозрев неприятельскую позицию, сделал распоряжение о немедленном наступлении.