Экспедиция в Лунные Горы

— Пожалуйста, успокойтесь, лорд Пальмерстон, — сказал Уайльд. — У нас нет времени на бессмысленные вспышки гнева.

Бывший премьер-министр обмяк, но по-прежнему с ненавистью смотрел на Бёртона. Аккордеон затрясся, затрещал, застонал и растянулся, выбросил еще больше пара, и, наконец, сжался.

— Я послал вас в Африку за Глазом нага. Вы привезли его мне, но ни словом не обмолвились, что побывали в будущем!

— Сэр, — ответил Бёртон. — Вы должны понять: вы ругаете меня за то, что я, с моей точки зрения, еще не сделал.

— Вы видели эту проклятую войну. Вы видели, что немцы завоевали весь глобус. Вы видели, что Британская Империя уменьшилась до размера маленького города. И вы скрыли это от меня! Все это время вы работали на Пруссию!

— Нет.

— Тогда почему?

— Как я могу рассказать о решении, которое еще не принял?

— Предатель!

Бёртон посмотрел на Оскара Уайльда и беспомощно пожал плечами.

Уайльд шагнул вперед.

— Джентльмены, давайте перейдем к делу. Капитан, наверно я могу объяснить — большинство британцев считает, что лорд Пальмерстон виноват в том горестном положении, в котором мы оказались.

— Да, Бёрти Уэллс чувствует то же самое.

— Верно. К счастью Бёрти предан мне и действует против своей точки зрения. А я — и еще несколько человек — считаю, что лорд Пальмерстон принимал решения, приведшие к войне, имея в виду лучшие интересы Империи.

Бертон посмотрел на чудовищную фигуру, висевшую в раме и прошептал:

— Не согласен. Но, Язва, эти «лучшие интересы» он представлял себе как компромисс между интересами игроков: министров, политиков, деятелей общества и культуры и т.д. По-моему, его суждения обо всем этом были совершенно ошибочны, и, неизбежно, все его решения, тоже.

Пальмерстон злобно зашипел.

Уайльд кивнул.

— Честное утверждение, но разве здесь не тот случай, когда мы судим прошлое, основываясь на настоящем?

— Тогда на ком лежит ответственность за его решения? На самом Времени? Если так, значит ты считаешь, что Пальмерстон — жертва Судьбы.

— Конечно. И, более того, я считаю, что и ты, тоже. Так что, возможно, тебе стоит перестать пытаться понять, что происходит, и, вместо этого, разрешить Времени играть так, как оно хочет. Ты только что узнал, что вернешься в прошлое, и, я уверен, для тебя это хорошая новость. Берти сейчас занимается твоим побегом из Таборы. Если у него получится, то, как я полагаю, простая последовательность событий приведет тебя домой.

Жгучая тоска наполнила душу Бёртона. Как ему не хватало миссис Энджелл, его удобного старого кресла, и даже мистера Граба, уличного продавца, всегда стоявшего со своим товаром на углу Монтегю-плейс.

— Капитан, — продолжал Уайльд, — лорд Пальмерстон принимал решения исходя из своего опыта, как и ты. В 1863 году ты решишь — решил! — не рассказывать никому, что ты выжил в жуткой войне будущего и видел смерть Британской Империи. Наши книги по истории не говорят ни слова о том, что заставило тебя действовать таким образом. Написанные о тебе биографии даже не упоминают, что ты был королевским агентом. Еще бы, государственная тайна! Они говорят, что во второй половине жизни ты погрузился в научные исследования, и больше ничего. Частично, это правда. Ты сам себя выслал в Триест, на северо-восточное побережье Италии, и оттуда ты наблюдал за тем, как семена войны распространяются по миру. И ты умер в 1890, за десять лет до того, как Великая Германская Империя обрушилась на соседние страны.

Сэр Ричард Фрэнсис Бёртон облизал губы, потом поднял руку и механически провел пальцами по глубокому неровному шраму на левой щеке, оставшемуся от сомалийского копья, которое вонзилось в нее в 1855-ом.

— Я поступил так из-за того, что меня обвинили в войне? — хрипло спросил он.

— Да! — булькнул Пальмерстон.

— Нет, совсем нет, — поправил его Уайльд. — Люди ошибочно обвинили лорда Пальмерстона, и лорд Пальмерстон ошибочно обвинил тебя. Ты не представляешь все зло это мира, капитан Бёртон — ты представляешь надежду.

— То есть, ты считаешь, что я могу изменить историю?

— Именно. Лорд Пальмерстон и я знаем, что в 1914 Кроули обнаружил анормальное присутствие в Африке. И — примерно восемнадцать месяцев назад — Берти Уэллс рассказал мне, что повстречался с тобой. Вот тогда мы поняли, что произошло и как эту аберрацию — тебя — можно использовать, чтобы изменить все.

— То есть, ты хочешь чтобы я, вернувшись в 1863, подавил все реакции, которое мое прошлое вселило в меня, и, не обращая внимания на свое собственное мнение, — он повернулся к Пальмерстону, — рассказал вам все, что я видел здесь за эти пять лет?

— Расскажите мне все, Бёртон!

— В том числе и ваше нынешнее — гмм — положение?

— Я настаиваю на этом. Я должен иметь возможность умереть естественной смертью, и намного раньше.

— Прошу прощения, — вздохнул Бёртон, — но это не сработает.

— Почему? — спросил Уайльд.