Экспедиция в рай

Девушка отвернулась и заплакала. Немного успокоившись, спросила:

– Что теперь с братьями будет?

– Скажу честно – ничего хорошего. Ни с ними, ни с вашим батюшкой. Времена нонче суровые, и чем дальше, тем суровее становятся. В общем, суд, простите, революционный трибунал решит. Я ваше состояние понимаю, но и вы должны понять – в поезде трех человек убили…

– Это он все, ирод. Батюшка… Всю жизнь этот батюшка над нами издевался. Работали мы у него с малых лет, с утра до ночи, деньги ему зарабатывали. Он копейку к копеечке складывал и в банк сносил, а мы в обносках ходили. Ребят из-за заплаток на одеже в школе «хитрованцами» дразнили, а меня он вообще учиться не отдавал, говорил, что ни к чему бабе ученье. Всю жизнь капитал копил, вот только, выходит, зря. Где теперь этот капитал? В бумагу деньги-то превращаются. Да и выдают их из банка по сто пятьдесят рублей в неделю, мы сейчас за такие деньги бутылку портвейна продаем… А Ильюшка… Ильюшка для меня, как свет в окошке был. Мы с ним в церкви познакомились, у Всех Святых. Встречались, когда отец в деревню уезжал. Хороший он был парень, добрый, ласковый. Жил небогато, но денег на меня никогда не жалел. И конфет всегда купит, и пряников. Вы не подумайте чего, до греха у нас не дошло, мы все честь честью хотели. Сватался Илья ко мне, да только ничего из этого сватовства не вышло. Отец его выгнал, а меня потом за косу оттаскал. Сказал, чтобы и думать про него забыла. У батюшки уже был для меня жених на примете, Федька Филиппов, у его папаши доходный дом.

– А я слышал, что ваш отец последнее время был с Бочаровым дружен?

– Вот именно, что в последнее время. У папаши дела все хуже и хуже идут – стоимость припасов возрастает, а денег у народа больше не становится. Где им по столовым ходить? А у Филиппова вообще дела плохи – приказ вышел квартирную плату не подымать, да и жильцы ее платить стали неаккуратно. Денег нет ни дров купить, ни дворникам заплатить, а в последнее время вообще поговаривают, что дома у хозяев отбирать будут. А у Ильюшки – жалованье, да и иной доход. Вот папка к нему и стал ласков.

– Какой доход?

– Так безбилетников провозил.

– Странно. Вот и ваш отец при первой нашей встрече об этом говорил. А какие у багажного кондуктора могут быть пассажиры?

– Дык Илья раньше на Казанской дороге пассажирским кондуктором служил, а в багажные только нонешней весной перешел, месяца два назад.

– Вот как… А не говорил ли вам Илья, зачем он это сделал?

– Говорил. Отец попросил.

– А для чего?

– Для чего, не сказывал. Весел он в тот раз был. Отец его к нам в гости позвал, угостил хорошо, напоил. Вдвоем нам побыть дозволил. Прогулялись мы до речки, Ильюшка меня обнял и говорит: «В сентябре, Ксюш, поженимся, батюшка твой мне на иконе поклялся». Господи! Неужто и вправду это он его? А? Получается – как быка на закланье…

Проводив плачущую девушку до столовой, Тараканов поехал у Управление Рязано-Уральской дороги.

Там ему ничего узнать и не удалось. Судя по бегающим глазкам помощника делопроизводителя, получил он за место багажного кондуктора от Бочарова или его несостоявшегося тестя барашка в бумажке, но признаваться в этом и не думал.

Тараканов шел по Большой Татарской, курил и думал. «Как же так могло получиться? Решение о выделении денег было принято только за день до их перевозки. А Лабухин начал подготовку ограбления чуть ли не за два месяца? Откуда он мог знать? Нарком финансов ему сообщил? Или председатель ВЦИК? Стоп, стоп, стоп… В Тамбове нечем платить рабочим. В губернии назревает бунт. Губернское начальство заваливает Москву просьбами дать денег. Если принять во внимание, что в нашей стране ни при старой, ни при новой власти быстро ничего не делается, получается, что писать эти письма тамбовцы стали задолго до ограбления. Месяца два писали, не иначе, и только двадцать третьего мая их просьбу удовлетворили. А кто-то об этих письмах знал. Кто-то искушенный, тот, который понимал, что рано или поздно просьба будет удовлетворена, деньги будут выделены и направлены в Тамбов. Что это за человек? Кто-то из низших служащих наркомата, тот, в чьи обязанности входила переписка с Тамбовской губернией. Такой же мелкий чиновник, как прикормленный Кунцевичем сторож на почтамте!»

В наркомате Тараканов аккуратно выяснил, что работа с провинцией была организована по территориальному принципу. За Тульскую, Рязанскую, Тамбовскую, Саратовскую и Самарскую губернии отвечал столоначальник Беляев, ныне занимавший место покойного Тимофеева.

Тараканов вернулся в Управление уголовной милиции, разыскал Вейсброта и предложил ему сходить на бульвар, покурить. Там бывший начальник львовского сыскного отделения рассказал бывшему полицейскому надзирателю о своих умозаключениях и подозрениях. Обратился он к Вейсброту по двум причинам: во-первых, уроженца города Риги Леонида Оттовича Вейсброта привел в Московскую сыскную полицию ее бывший начальник Кошко, а плохих сыщиков Аркадий Францевич не протежировал, а во-вторых, Вейсброт официально занимался дознанием по ожерельевскому разбою.