Экспедиция в Россию. От Невы до Алтая

Итак, дорогой брат, живя своей тихой жизнью в Тегеле, ты можешь знать день за днем, где я нахожусь. Поскольку при твоем нынешнем состоянии духа твои письма ценны мне вдвойне, я повторю свою просьбу посылать их вместе с письмами супруги проф. Розе в одном пакете на мое имя, через тайного почтового советника Гольдбека в Мемель. Последний перешлет их сюда обер-почт-директору императорской почты Булгакову. Замечательный и чрезвычайно энергичный Зайферт также очень хотел бы, конечно, получить известие о разрешении от бремени своей жены. Сообщи мне, если ты узнаешь об этом раньше. А бедный …48, что сталось с напыщенными обещаниями! Экипажи хороши, оба на рессорах; в общем, с курьером императорской почты (которого я предпочел фельдъегерю, это менее пафосно), чиновником горного ведомства г-ном Меньшениным и поваром – три повозки и шестнадцать лошадей. Мне выдали здесь наличными вместо десяти тысяч двадцать тысяч рублей (франки) ассигнациями. Обо всех обхождениях при дворе я тебе писал. Я виделся с императором по два раза на дню, иногда обедал совершенно один с г-ном и г-жой фон Вильдермет, что ни с кем не случается, а также в семейном кругу, в субботу, где присутствуют только первые придворные ранги…

Все министры, дипломаты давали обеды, речи в честь мою и спутников в [главном управлении] путей сообщения, по почину герцога В[юр]т[ембергского]49, tous les ennuis de la gloire50. Повсюду наивысшая любезность и забота, особенно со стороны Канкрина. Он умен и свободен, но на улучшение наших условий торговли сподвигнуть его до сих не удается. Нет слов, чтобы выразить благодарность Шёлеру: он тих и приятен в своем доме, сегодня уезжает. Мы же еще останемся, чтобы посмотреть на установку одной из гранитных колонн Исаакиевской церкви (60 футов, из цельного блока) сегодня утром через полчаса! Сердечный привет Каролинхен, я вижу, что милый Гедеман еще не может часто быть у тебя. Обнимаю тебя с искренней, благодарной любовью. Привет Кунту51, обнимаю Адельхейдхен52.

А. Гумбольдт.

Барометры не разбились, все инструменты дошли в целости и сохранности.

Розе

Утром 20-го [мая] все приготовления к нашей поездке были закончены, мы могли выехать из Петербурга. Наше дорожное общество выросло: благодаря заботе г-на Канкрина в качестве гида и переводчика нас сопровождает русский офицер горного ведомства, г-н обер-гиттенфервальтер Меньшенин, в совершенстве владеющий французским и немного немецким языками. Кроме того, г-н фон Гумбольдт пригласил курьера, который должен будет брать на станциях лошадей и платить за них, и повара, необходимого при многочисленном дорожном обществе: ибо уже за Москвой трактиров не будет, а на почтовых станциях вне городов можно получить только лошадей и возможность остановиться в предназначенных для проезжающих комнатах и готовить себе еду на кухне дома, насколько это позволят обстоятельства. В городах состоятельные граждане обязаны принимать проезжающих; при приезде в город обращаются к местному полицмейстеру, который отводит путешествующим квартиру, на которую падает очередь. В ней они получают не только жилье, но и справедливо прославленное сибирское гостеприимство, – во всяком случае, при владении русским языком и умении понравиться хозяевам. В нашем путешествии, предпринятом по распоряжению императора и посвященном выходящим за частные рамки целям, на огромном протяжении 14 500 верст (более 2 тысяч географических миль), проделанных нами, везде наилучшим образом заботились о лошадях и квартирах. При нашем прибытии, объявленном курьером, полицмейстер встречал нас, как правило, уже на заставе и сопровождал в определенную нам квартиру.

Одну предусмотрительную меру мы все же упустили: не обзавелись тюфяками, которые в России обыкновенно берутся в дорогу, поскольку в местах ночлега, как правило, нет кроватей, но или обтянутые кожей топчаны, или, столь же часто, лишь их деревянный каркас. Однако в Екатеринбурге этот недостаток был восполнен; наш багаж из-за этого увеличился в размерах, зато самая насущная необходимость была удовлетворена. […]