Переписка Александра Гумбольдта с учеными и государственными деятелями России. Отв. ред. Д. И. Щербаков. М., 1962.
УЧЕНЫЙ, ПРИБЛИЖЕННЫЙ К ВЕНЦЕНОСНЫМ ОСОБАМ: ГУМБОЛЬДТ В СИБИРИ
Просто исчезнем? – сказал Гумбольдт. – Вот так, на пике жизни выйти в Каспийское море и никогда уже не вернуться назад?
Еще в юности Александр фон Гумбольдт сформулировал позицию, что «близость к венценосным особам даже самых умных людей лишает разума». Это высказывание из «рассказа», опубликованного в 1795 г. в журнале Шиллера «Оры» под заглавием «Жизненная сила, или родосский гений». Когда три с половиной десятилетия спустя Гумбольдт предпринял путешествие по империи Николая I, он сам оказался в этой опасной близости. Предупреждение времен его юности в России подверглось цензуре. В переводах его рассказа критическая формулировка была либо сглажена, либо вычеркнута. В русской версии 1829 г., года его путешествия в Сибирь (переведенной не с оригинала, а с французского собрания сочинений Гумбольдта), осталось лишь: «посещая великих мира, дарования нередко теряют часть своей очаровательности»220
, а в варианте 1856 г. предложение опущено вовсе. О близости к венценосным особам уже не упоминалось – после того, как стали ясны ее щекотливые стороны. Единственный художественный текст Гумбольдта отражает, таким образом, его драму в России – драму между наукой и политикой. О ней говорят свидетельства его русского путешествия.ПУТЕШЕСТВИЕ, ОБСТАВЛЕННОЕ УСЛОВИЯМИ
Что подвигло свободомыслящего берлинца к «близости к венценосным особам»? Как она стала для него проблемой? И в чем она отразилась?
История начинается с запроса о консультации. Министр финансов России Георг (Егор Францевич) Канкрин, немец по происхождению, обратился к Гумбольдту как к эксперту в денежно-валютных вопросах: имеет ли смысл использовать платину для чеканки монет? (15 августа 1827 г.) Ответ Гумбольдта был отрицательным. Однако итог у переписки получился иной. Канкрин намекнул, что места по ту сторону Урала, где добывали платину, «пожалуй, стоят того, чтобы их посетил какой-нибудь крупный естествоиспытатель» (22 октября 1827 г.). И Гумбольдт ухватился за этот намек: «Мое самое горячее желание – засвидетельствовать Вам свое почтение непосредственно в России. Милее всего для меня было бы увидеть Урал, в скором будущем русский Арарат, да даже озеро Байкал» (19 ноября 1827 г.). Канкрин немедленно ответил приглашением: «Монарх этого желает, ибо польза для империи и науки несомненно будет очень большой» (17 декабря 1827 г.). Гумбольдт принял предложение и повысил ожидания российской стороны, пообещав, что сможет «выполнить некоторые поручения, полезные для администрации» (26 февраля 1828 г.). В ответ министр пообещал полное финансирование экспедиции за счет российской казны (20 марта 1828 г.). Договорились, что Гумбольдт сможет сам выбрать себе маршрут и взять с собой химика и зоолога Кристиана Готфрида Эренберга, а российская сторона назначила ему в помощники чиновника Горного департамента Дмитрия Степановича Меньшенина. Российское правительство ожидало от опытного геолога и специалиста горного дела рекомендаций по освоению сокровищ земных недр. Гумбольдт должен был сделаться кладоискателем для царей. Есть и свидетельства того, что прусский король со своей стороны был рад спровадить на некоторое время критически мыслящего Гумбольдта за пределы страны.