Экспедиція въ Западную Европу Сатириконцевъ: Южакина, Сандерса, Мифасова и Крысакова

Человѣкъ, который показываетъ эту непристойность, проситъ на чай; тотъ человѣкъ, который впустилъ насъ въ домъ — тоже проситъ на чай; и тотъ человѣкъ, который пропустилъ насъ въ какія-то ворота — взялъ на чай.

Въ помпейскомъ музеѣ брали съ насъ за входъ въ каждую дверь; неизвѣстный человѣкъ указалъ пальцемъ на изсохшее тѣло помпейца, лежащее подъ стекломъ; сказалъ:

— Это тѣло помпейца.

И протянулъ руку за подаяніемъ.

Я указалъ ему на Крысакова и сказалъ:

— Это тѣло Крысакова.

Послѣ чего, въ свою очередь, протянулъ ему руку за подаяніемъ.

Онъ ничего мнѣ не заплатилъ, хотя мои свѣдѣнія были цѣннѣе его свѣдѣній: я зналъ, что его помпеецъ — помпеецъ, а онъ не зналъ, что мой Крысаковъ — Крысаковъ.

Возвращаясь обратно на станцію, мы наткнулись на громадные штабеля лавы, сложенной здѣсь послѣ раскопокъ; на нѣсколько верстъ тянулись эти штабеля.

Вышелъ изъ хижины человѣкъ, взялъ нѣсколько кусковъ лавы въ орѣхъ величиной и роздалъ намъ на память. Потомъ попросилъ уплатить ему за это.

— Сколько? — серьезно спросилъ Мифасовъ.

— О, это сколько будетъ вамъ угодно!..

— Нѣтъ — такъ нельзя. Всякая вещь должна быть оплачена ея стоимостью. Во сколько вы цѣните врученныя намъ кусочки?

— Если синьоры дадутъ мнѣ лиру — я буду доволенъ.

— Сандерсъ! Уплатите ему лиру.

Мифасовъ оглядѣлъ необозримое пространство, покрытое лавой, и завистливо сказалъ:

— Какая богатая страна — Италія!

— Почему?

— Четыре кусочка лавы, общимъ вѣсомъ въ четверть фунта — стоютъ одну лиру. Сколько же должно стоить все, что тутъ лежитъ? Интересно высчитать.

Возвращались усталые.

— Видѣли въ музеѣ сохранившіяся зерна пшеницы, кусочки почернѣвшаго хлѣба и даже остатки какого-то кушанья… Это изумительно!

— Понимаю, — подмигнулъ Крысаковъ, — просто вы проголодались и потому сворачиваете все на съѣстное. Вонъ, кстати, и ресторанчикъ.

Первый стаканъ кьянти пріободрилъ насъ.

— Милое винцо! Смотрите господа, что это Сандерсъ такой задумчивый? Сандерсъ! Что съ вами?

Онъ разсѣянно поднялъ опущенные глаза и сказалъ:

— Приблизительно, около двѣнадцати съ половиной милліардовъ пудовъ, на общую сумму девятьсотъ милліардовъ рублей.

— Чего?!!

— Лавы. Тутъ.

II

Розовая черепаха. — Максимъ Горькій. — Итальянская толпа. — Старикъ. — Тяжелое путешествіе. — Послѣднее мошенничество. — Опять Габріэль.

На Капри пароходъ отходилъ утромъ.

Такъ какъ весь Неаполь пропитанъ звуками музыки и пѣнія, то и на пароходѣ оказался цѣлый оркестръ.

Хорошо живется бездѣльничающему туристу. Сидитъ онъ, развалясь подъ тентомъ, а ему играютъ неаполитанскія канцонеты, пляшутъ передъ нимъ, охлаждаютъ пересохшее отъ жары горло какой-то лимонной дрянью со льдомъ — и за все это лиры, лиры, лиры…

Тутъ же у ногъ пресмыкается продавецъ черепаховыхъ издѣлій и коралловъ.

Крысаковъ, осажденный продавцемъ, пробуетъ притвориться глухимъ, но когда это не помогаетъ, прибѣгаетъ къ странному способу: онъ беретъ нитку коралловъ, осматриваетъ ихъ и пренебрежительно говоритъ:

— Ну, милый мой, какая же это черепаха!.. Ничего общаго.

— Да это, синьоръ, не черепаха. Это кораллы.

— Что? Не слышу. Ты можешь мнѣ клясться хоть отцомъ роднымъ — я не повѣрю, что это черепаха. Развѣ розовыя черепахи бываютъ?

— Но это не черепаха! Я и не говорю, что это черепаха. Это кораллы.

— Что? Не слышу. А это что? Кораллъ? Почему же онъ въ формѣ гребенки?.. Ты, братецъ, изолгался; ну, развѣ бываетъ кораллъ прозрачный, коричневаго цвѣта. Это что-то среднее между янтаремъ и агатомъ. Что? Не слышу!

Продавецъ оретъ Крысакову въ самое ухо:

— Это и есть, господинъ, черепаха! Настоящій черепаховый гребень.

— Врешь, врешь! Онъ на кораллъ ни капельки ни похожъ. Какъ не стыдно?!.. Господа, развѣ это кораллъ?

— Конечно, не кораллъ, — въ одинъ голосъ поддерживаемъ мы.

— Ну, вотъ видишь. Ты ужъ думаешь, если мы иностранцы, русскіе, такъ и ничего не понимаемъ. У насъ, братецъ, за такія штуки въ полицію тянутъ. Ступайте, чужеземецъ!

Скрипки заливаются, солнце печетъ, винтъ оставляетъ сзади на чудесномъ лазурномъ зеркалѣ воды — длинную вспаханную борозду.

У «голубой пещеры» пароходъ останавливается. Туча лодокъ подлетаетъ къ пароходу, лодочники разбираютъ пассажировъ, и мы, улегшись на дно лодки, вползаемъ въ пещеру.

За то, что пещера, дѣйствительно, голубая — съ насъ беретъ по лирѣ главный лодочникъ, берутъ простые лодочники и потомъ еще взыскиваютъ въ пользу какого-то акціонернаго общества, которое эксплуатируетъ голубую пещеру.

Туристы нисколько не напоминаютъ барановъ; потому что барановъ стригутъ два раза въ годъ, а туристовъ — каждый день.

Я не сказалъ о цѣли нашей поѣздки на Капри — мы ѣхали къ Максиму Горькому.