Экспедиция

— Упаси боже! — сказал наш инструктор. — Да и вообще, не волнуйтесь вы так, умоляю. Если даже и потеряете груз, никакой катастрофы не случится. Ничего такого особенного в нем нет. Другое дело, что вам все же нужно постараться его не потерять, потому что именно для этого мы вас и нанимаем, а уж если по какой-нибудь причине вы все же довести его не сможете, вам все равно нужно будет добраться до пункта назначения и объяснить, где и при каких обстоятельствах вы его потеряли. Заверяю вас, никаких мер за этим не последует — если вы все же отчитаетесь на месте. А насчет того, чтобы съесть… Перед отъездом вы получите на складе все, что вам понадобится. И предварительную выплату — в любой форме, какая вас устроит, — деньгами, вещами или продуктами. Я вас не тороплю с окончательным решением, но к завтрашнему утру те из вас, кто за эту работу возьмется, должны быть готовы к отправке. Пропуск на склад я вам сейчас выдам. Там все отмечено — сколько и чего вы можете взять. Груз получите завтра. Дорожные карты и инструкции тоже. Все. Счастливо.

И он встал из-за стола. Так что нам ничего не оставалось, как тоже подняться, забрать эти дурацкие пропуска, распрощаться и уйти. Он не стал больше ничего объяснять, не стал уговаривать — просто поставил нас перед выбором. Не люблю ситуаций, в которых приходится принимать сознательные решения. Потому что что бы ты ни выбрал, все равно будет не то. Всегда будет казаться, что если бы ты свернул не по правой, а по левой дороге, все было бы иначе. Свобода воли, на самом деле, вещь далеко неоднозначная.

— Вообще-то, я тоже немножко умею водить машину, — пробормотал у меня за спиной Игорь.

* * *

— Ну вот, — объясняла я Вадику Заславскому. — Он нам выдал пропуска на склад и какие-то талоны и велел отобрать все, что нам нужно. Когда мы пришли на этот склад, мне просто дурно стало — столько там всего можно набрать на эти талоны! Кристина, та просто встала и заплакала — у нее мама уже год как болеет, а там были какие-то дефицитные лекарства, которые она никак раздобыть не могла — ни купить, ни выменять. И если они так оплачивают каждый такой рейс, знаешь, потом можно полгода жить и ни о чем не думать.

— По-моему, такое изобилие подозрительно, — сказал Игорь.

— Сама эта организация подозрительна — откуда у них все это?

— Я проверял, — покачал головой Вадька. — Никаких материалов ни у кого на этот комитет нету, все бумаги у них в порядке, никакого оружия — ни покупки, ни хранения, — ничего. Никаких сомнительных операций.

— Да, — согласилась я. — Этот, который нас нанимал, то же самое говорил. Про оружие, я имею в виду.

— Ну так что же ты решила? — спрашивает Вадька. — Едешь, что ли?

Я вздохнула.

— Похоже, еду. Хочешь, пошли меня опять в командировку. От газеты. Но они меня соблазнили. Я продажная.

— Это может быть опасно, — говорит он. — Ты хоть представляешь себе, что сейчас на дорогах делается?

— Ничего хорошего не делается, сама знаю. Недавно говорила тут с одним драйвером. Но он — ничего. Вполне живой.

— Они же караванами ходят, — объясняет.

— Мы все напуганы, — говорю. — Усталые, недокормленные и напуганные. Оттого и соображаем плохо. Мы же понятия не имеем, что вокруг происходит, а чем больше сидишь вот так, без связи с внешним миром, тем страшнее. Может, когда мы своими глазами поглядим на то, что вокруг делается, все окажется не так уж безнадежно.

— Ясно, — говорит Вадька. — Значит, ты едешь. А ты, Игорь?

Игорь немного помялся, потом сказал:

— Похоже, я тоже еду. Хотя не могу сказать, что мне вся эта их компания нравится.