Экспедиционный корпус

П. Карев Экспедиционный корпус

ОГИЗ Куйбышевское издательство 1941 – 152 с.

Редакторы В. Е. Афанасьев и P. X. Гурвич.

Обложка, заставки и концовки худ. С. Я. Зорина.

Часть первая

1

Как только была объявлена русско-германская война, Чернова, владельца кожевенного завода в селе Кевда, Пензенской губернии, вызвали в уездную земскую управу предложили всю продукцию завода сдавать в особую комиссию по снабжению действующей армии.

Чернов воспользовался случаем и начал еще злее эксплуатировать рабочих. Вместо десяти он заставил работать пятнадцать – шестнадцать часов в сутки, заработок урезал, ухудшил и без того плохую пищу. Возражать было нельзя: за каждое слово против заводчика следовало увольнение, вызов к воинскому начальнику и отправка на фронт. Но так как ни один рабочий не хотел воевать «за веру, царя и отечество», люди до поры до времени терпели издевательства Чернова.

В конце концов я не выдержал, поссорился с хозяином, и он меня выгнал. Когда я стал требовать доплатить мне задержанные шесть рублей, Чернов вызвал урядника. Тот «за дебош и угрозу хозяину» посадил меня на три дня в кутузку.

Это было в конце ноября 1914 года.

Жить дома пришлось недолго. В декабре был получен приказ, в котором предлагалось всем лицам мужского пола рождения 1894 года явиться в уездное воинское присутствие.

Пятого января 1915 года я и мои ровесники, в сопровождении сельского старосты, выехали в уездный город и все были зачислены на военную службу. Затем нас отпустили по домам, на сборы в дорогу.

Явившись десятого января на станцию Воейково, я увидел огромное количество съехавшихся новобранцев. Общее внимание привлек солдат, кричавший зычным голосом: «Становись на перекличку!» Новобранцы не знали, как строиться, и собирались группами, в каждой – люди из одной деревни. Когда шум стих, солдат-«дядька» произвел перекличку, и новобранцев начали размещать в холодных товарных вагонах.

Шум и толчея при посадке были невероятные. Залихватские пьяные выкрики, песня «Последний нонешний денечек»- все это слилось с всхлипываниями и причитаниями провожающих жен, матерей и сестер.

Не успели нас в Кузнецке высадить из вагонов, как унтер- офицеры приступили к обработке «серых». Новобранцев строили по уездам. Унтера кричали: «Чембарские сюда, стройся! Ломовские сюда!»

Кое-как построив прибывших, унтер-офицеры произвели перекличку и мелом стали отмечать на груди новобранцев номера рот.

Я попал в третью роту. Старший унтер-офицер Пуганов повел нас в казарму, помещавшуюся в народном доме. Отделению, в которое я был зачислен, отвели верхние нары. Только мы сложили вещи, – была подана команда: «Выходи на улицу». Пришлось спускаться.

На улице, расставив каждое отделение в две шеренги, взводный подводил к нам младших унтер-офицеров и ефрейторов и говорил:

– Вот вам отделенный командир.

Каждому из нас указали место в строю. Продержав на крепком морозе еще с полчаса, нас повели обратно в казарму. Входя в казарму, я и мои товарищи твердили для памяти звания своих начальников: «взводный командир – старший унтер- офицер господин Пуганов», «отделенный командир – ефрейтор господин Петров».

Наши нары находились рядом со сценой. Скатанный и подтянутый к потолку занавес был использован нами вместо портпледа: в него мы сложили некоторые вещи. Разостлав привезенные с собой подстилки, подушки с одеялами, мы легли- шестнадцать человек.

– Вот мы и солдаты, – проговорил мой товарищ и сосед по нарам Митин.

В помещении стоял собачий холод. Для того чтобы немного согреться, мы затеяли борьбу. В этот момент на сцену вышел человек лет тридцати, стройный, с лихо закрученными вверх большими усами. Поблескивали ярко начищенные солдатские сапоги; бросались в глаза добротные брюки защитного цвета. Человек был в нижней рубашке.

– Прекратить шум! – закричал он.

Шум продолжался.

– Кому говорят, серые черти!?

– А тебе какое дело? – закричал Митин, свешивая вниз голову.

Человек на сцене затопал ногами. Отделенный командир Петров, как кошка, забрался к нам на верхние нары и ударил Митина ремнем. Тот вскочил, стараясь вытянуться перед отделенным.

– Как ты смел, серый, орать на господина фельдфебеля? А?

– Я не на фельдфебеля, господин отделенный, а на того вон, что по сцене ходит, – оправдывался Митин.

– Это и есть наш фельдфебель господин Сорока, – отрезал отделенный. – Получи два наряда вне очереди…

Так мы узнали своего фельдфебеля – начальство, стоящее выше всех отделенных и взводных командиров.

Ночью меня кто-то потянул за ногу.

– Собирайся картошку чистить, – приказал дежурный по роте.

Вслед за мной он разбудил все наше отделение.

Мы вышли из казармы и направились на батальонную кухню. Ночь была холодная, снег хрустел под ногами. Дежурный по кухне посадил нас в отдаленный угол и указал на мешки с картошкой. Взяв ножи, мы с усердием приступили к работе, стараясь скорее закончить чистку и уйти обратно в роту.

Работа кипела, каждый взялся на спор очистить по мешку картофеля. Через три часа вся картошка была нами очищена.

Проверив работу, дежурный сказал: